Бег по пересеченному времени - [11]

Шрифт
Интервал

Лена в интерьерах 1995 года. Пробы грима

Не суждено было добраться домой и Гере. Жизнь пестрит случайностями и совпадениями, желание выстраивать логические цепочки наивно, жизнь вполне бессмысленна, если о ней поразмышлять всерьез; довольно часто происходят анекдотические совпадения, каждый человек помнит десятки подходящих примеров из собственного опыта. Совпадениями и случайностями нам словно бы дают понять, насколько необязательна логика, извлеченная из учебников и примененная к жизни. На самом деле, в случайном заключен один из важнейших законов существования, мы отказываемся его осознавать, потому что так нам легче жить. Гера ехал непривычно медленно, прижимаясь к тротуару Волгоградского проспекта, опасался машин, столбов, пешеходов и собственной слабости. Руки немели, болезненная сухость шершавила губы. Белый спортивный "мерседес" преградил ему путь. Желтые аварийные сигналы "мерседеса" мигали. Женщина в норковой накидке махнула рукой, жестом попросила помощи. Задерживаться Гера не собирался. Но женщина наклонилась к окну: - Молодой человек! Можете мне помочь? Я уплачу... - Спасибо за "молодого человека"... Я не разбираюсь в "мерседесах"... Он еще не успел ничего понять. Память рывком провалилась в прошлое. Железнодорожной гарью ударило в лицо. Перед глазами возникли двери электрички, они как-то сразу раскрылись, словно были тем самым занавесом, который отделяет прошлое от настоящего. Женщина в норковой накидке выпрямилась и очень тихо спросила: - Ты еще не забыл, как меня зовут?.. Значит, так оно и было: раздвинулся занавес, девушка в спортивном костюме выпрыгнула на платформу, растерянно оглянулась... - Лена! Я здесь!! - закричал Гера. И она помчалась ему навстречу, обгоняя звук его голоса. Или Гере просто так показалось, что она летит? Потому что по рельсам навстречу Лене катил поезд, встречное движение вагонов сделало бег стремительным и беззвучным, как сверхзвуковой полет? Она спросила, не забыл ли он ее имя, и тем самым напомнила ему о времени. О десяти долгих и разных годах, прожитых врозь... Но голос ее, тот самый голос, вышиб из памяти десятилетнюю паузу, остановил электрич- ку, заклинил ее автоматические двери, уничтожил уличные шумы и вместе с ними - все, что не было ее голосом... Надо было что-то говорить. И Гера сказал: - Забыл. - Рад меня видеть? - ... - Молчишь? Испугался?! - Твоя машина? - Моя. - Вышла замуж? - Нет. - Откуда такая роскошь? - У меня надежная профессия. - Какая? - Хорошо стреляю. Забыл? Или опять испугался? Шучу! Когда жизнь неспешно катится под уклон и кончились силы противиться этому, начинаешь ожидать чуда. Надеешься на него до самой последней секунды, ищешь, напрягаешь остатки сил, боишься пропустить, не заметить... И обязательно находишь свое маленькое чудо, потому что маленькое чудо - штука довольно обыкновенная в нашей жизни. Стоит отказаться от опасного поединка с судьбой, забыть "направление главного удара" - как тут же и начинают происходить "чудеса", неприметные события, как-то направляющие твою жизнь: вправо, влево, назад или вперед - ведь тебе все равно, куда? Неужели он ждал именно этого: дешевой мыльной оперы? С норковыми шубами, "мерседесами", роковыми встречами? Лена села в его машину, обняла, Гера задохнулся в поцелуе, вспомнил поцелуй-улыбку, глазные хрусталики помутнели, утратили ясность. Отпрянул, отвернулся к открытому окну, торопливо глотнул дымный уличный воздух. Тоскливым ожиданием чуда Гера жил последние месяцы. Что-то должно было случиться, произойти, невозможно было смириться с тем, что вот так незаметно и скучно кончается жизнь, наступает этап борьбы за биологическое существование. "Живой труп", - сказал когда-то классик, хотя и по другому поводу; что-то, видимо, он про это понимал, хотя и не рассказал всей правды? Или знал, что есть правда, которой нельзя касаться безнаказанно?.. - Что с тобой? - Извини. Отвык от красивых женщин. - Поедем куда-нибудь? Спрашивает и боится, что откажет. Неужели в этой взрослой красивой женщине до сих пор жива девочка, которая десять лет назад встретила известного режиссера? Условные рефлексы? Тогда почему... Почему он сам ничего не чувствует? Ничего - кроме стыда за отсутствие денег? Стыда и усталости?

Стоп-кадр. Популярный технический прием

Когда она пришла впервые - эта усталость? Девять месяцев добровольного затворничества. Только ли необходимостью написать сценарий они были вызваны? Зачем обманывать себя? Он ушел в одиночество, как в монастырь, спрятался от жизни, которую вдруг возненавидел. Что-то надломилось в нем - тогда, на гребне успеха, когда еще жив был кинематограф и желание снимать кино казалось безудержным, нескончаемым. Вдруг опротивело все: съемочный конвейер, капризы артистов, зрители... Первый месяц затворничества он просто лежал на диване. Так называемая воля к жизни совершенно исчезла. Предчувствовал надвигающуюся катастрофу? Или сам же и навлек ее на себя? В мире кино не любят беззубых... Растратил драгоценный эликсир жизни, пятнадцать лет пробивая невидимую стену? Потерял себя? Заброшенный на орбиту успеха, оказался в невесомости? Утратил мышечную силу, лишенный привычного сопротивления обстоятельств? Могло ли так статься, что Бог даровал ему талант, живущий энергией отрицания? Да и был ли он, талант? Или дарована ему была страсть, часто очень похожая на талант? Насытилась, успокоилась - и уснула? "Господи! Не прошу милостей! Прошу понимания!" - крикнул однажды в пустой квартире. Кому? В Бога не верил... Лена покорно ждала. - Завтра... - тихо сказал Гера. - Давай все отложим на завтра... Встать в пять часов утра. Колесить целый день по городу. И вечером небрежно бросить на столик ресторана пачку денег. - Опять убегаешь?.. - спросила Лена. - Извини. Я в таком виде... - В гости ко мне ты можешь поехать в любом виде! Отправиться к Лене с пустыми руками он не мог. Прийти к женщине без цветов и шампанского? Гера многого стыдился в своей новой жизни, от многого отказывался, не в силах преодолеть привычек, стал нелюдим. Иногда усмешливо говорил себе, что человек - всего-навсего набор привычек... Можно было, конечно, подъехать к супермаркету, разыграть интермедию с утерянным кошельком. Как-то пережить унижение... Молчание становилось оскорбительным, он уже почти решился на отказ - как вдруг Лена сказала: - У меня сегодня день рождения... Дом, где она жила, стоял на Ленинградском проспекте. Огромная, мрач- ная особенно по ночам - ажурная каменная глыба, выстроенная в сталинские времена. Гулкий каньон подъезда. Лепное великолепие покрывал плотный слой пыли, утыканный горелыми спичками - следы развлечений пьяных подростков. На какое-то время эти дома стали популярны у "новых русских", они избавлялись от провинциальных и трущобных комплексов, выкупая и реставрируя бывшие апартаменты сталинских наркомов, превращенные со временем в коммуналки. Борьба с комплексами обрела вскоре другой, современный характер: в Москве выросли аккуратные городки, застроенные уютными европейскими коттеджами. Но тогда, в девяносто четвертом году, среди замызганных коммуналок то и дело появлялись бронированные двери с золочеными руч- ками - пуленепробиваемые ворота в рай... Квартира Лены отгородилась от лифтовой площадки двумя старыми деревянными створками, давно не крашенными. Это несколько утешило Геру, но спокойствия хватило ненадолго. Лена отворила створки - обнажилась вторая дверь, бронированная, сверкающая фигурными ручками. Белые стены, синий пол, огромное пустое пространство, заполненное воздухом. Черно-белая мебель выглядела игрушечной под высоченными потолками. - Маскируешься? - Приходится. - Давно ремонтировалась? - Год назад. - Финны? - Немцы. Не выказать удивления - очень просто. Представить, что попал в очередную декорацию. Да, обыкновенную декорацию для детектива по Стивену Кингу. - Тем, кто хорошо стреляет, видимо, щедро платят? - Платят умеренно. Работы много! Стеклянный столик. Фрукты в серебряной вазе. Французское шампанское. Слава Богу, что не купил в ларьке дешевку. - Я приму душ? Ты не возражаешь? - Сразу?.. - Ты стал ужасно церемонным. Что случилось? - Изменился. В худшую сторону. - Проверим! Три комнаты: небольшой кабинет, оснащенный радиотелефоном, факсом и компьютером; кухня, похожая на выставку современной бытовой техники; спальня. Гера открыл дверь, увидел просторную двухспальную кровать, светящуюся белизной, а над ней - свой портрет, цветной плакат-календарь, выпущенный когда-то издательским отделом Бюро кинопропаганды. Струилась вода в ванной комнате; портрет, обрамленный и убранный под стекло, улыбался победно и нагло. Фотография ему когда-то очень нравилась. Тогда откуда неожиданный холодок в спине? И отчего снова мутнеет хрусталик? В тридцать три года жизнь еще кажется бесконечной, ошибки - смешны и легко исправимы. В сорок пять уже понимаешь: времени осталось ничтожно мало, силы на исходе, надо выбирать, и выбор - невозможен, если верить, что существует совесть, что она - не выдумка проповедника... Десять лет назад Гера пожертвовал так называемой "личной жизнью". Ради чего? Ради маленьких раскрашенных кадриков, заполненных раскрашенными актерскими лицами? Во имя людской благодарности - мимолетной, капризной, так быстро обратившейся в забвение и неблагодарность? Да была ли она, жертва, если все прошло стороной: семья, дети, дом? Оглядываясь назад, в обратной перспективе свершившегося времени, Гера ничего не различал, кроме собственного заблуждения. Заблуждением были пронизаны мысли, поступки, чувства, оно имело имя, форму, плоть, его можно было вполне реально пощупать руками: кино... Отброшенная в сторону именем этого игрушечного бога, Лена исчезла до поры до времени, растворилась в прошлом - но осталась тень. Победить ее Гера так и не смог. Он был - или казался самому себе - достаточно сильным, он сумел отодвинуть эту тень далеко от себя и своих чувств. Но почти не было дня, чтобы тень - случайно, полузаметно - не напомнила о себе. Лицом в толпе. Знакомым силуэтом. Похожей улыбкой на телевизионном экране. Без боли. Без сожаления. Но всякий раз именно сходство с Леной отмечала притихшая память. Может быть, по этой причине какую-то нерастраченную нежность излучали с экранов его фильмы, привлекая зрителя?.. Или он опять ошибался? И совсем другое искал зритель в кинозале - тоску о счастье? Гера хотел быть счастливым - пусть и со стиснутыми зубами. Того же хотела страна, изготовившаяся к прыжку. Потом зверь прыгнул, удар могучих оттолкнувшихся лап разрушил прежнюю жизнь, потом было дерзкое приземление в пустоту, которую попытались заполнить, кто как умел... Обнаружилось, что тосковать о счастье - глупо, нужно просто быть счастливым, насколько возможно... Нерастраченная нежность обесценилась. Кинематограф вернулся на ярмарку, откуда и вышел. Снова стал балаганом, призванным развлекать и смешить. Фотография на стене, возникшая как бы случайно, - на самом деле столкнула Геру с самим собой десятилетней давности, с прошлыми иллюзиями; судьба в очередной раз подшутила над ним - или подала знак, слегка зашифрованный для посторонних?


Еще от автора Исаак Шаевич Фридберг
Арена: Пять новелл о человеческих странностях

Пять новелл живущего в Советской Литве писателя И. Фридберга, повествующих о нашем современнике, в непростых жизненных коллизиях утверждающего идеалы гуманизма и человечности. Новеллы написаны с юмором, доброй иронией, сюжетные ситуации часто парадоксальны, что даёт автору возможность выписать человеческие характеры.


Чудо-юдо

Сказ о том, как Змей Горыныч апгрейдил национальную идею и что из этого получилось.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.