Беды развода и пути их преодоления - [78]

Здесь следует быть особенно осторожными, но порой осторожность бывает настолько велика, что один из родителей годами не видит ребенка, вопреки существующему судебному решению о посещениях и даже, может быть, заявлению этим родителем своих прав на воспитание. В таких случаях – и их немало – закон выглядит достаточно беззубо, что призывает к дискуссии о применении государственной власти в случаях, когда не только вмешательство, но и слишком большое невмешательство достигают не того результата, какой хотелось бы видеть.

Если рассмотреть эти соглашения и дискуссии, ведущиеся в различных европейских странах[141], то можно распознать пять областей семейной жизни, куда проникает или может проникнуть государство. Я распределил эти области в «иерархическом» порядке. Вначале – те виды вмешательства, которые вызывают общее интернациональное одобрение, а в конце – те, на которые почти никто не отваживается.

1. Совместное право на воспитание в качестве закона. Оно представляет собой государственное вмешательство, заранее определяя модель права на воспитание. Всеобщее одобрение специалистов, занимающихся этим вопросом, велико. Принудительный характер данного закона ограничен, поскольку участники имеют право на предложение альтернативной модели.

2. Решение суда о праве на воспитание, принятое против желания одного, а то и обоих родителей. Здесь степень вмешательства намного выше. Подобные решения принимаются обычно в тех случаях, когда родители не в состоянии придти к обоюдному согласию. Тогда суд берет в свои руки долю педагогической ответственности, решая, что для ребенка лучше. При этом суд часто пользуется результатами психологической экспертизы. Никто не сомневается в том, что подобные решения порой бывают необходимы.

3. Не столь велико согласие в том, в какой степени должно государство применять свою власть в вопросах защиты права на посещения, которое, к сожалению, все чаще нарушается. В этом отношении законы в разных странах довольно различны – от приравнивания нарушений исполнения судебного решения к телесным повреждениям или к нарушению прав человека до более или менее высоких денежных штрафов (что, в общем-то, означает возможность «откупиться») или до ничего не значащих судебных порицаний. Интересно, что нигде даже речи не идет о том, чтобы санкционировать пренебрежение отца своим правом на встречи с ребенком. Это, конечно, связано с тем, что во всех странах право на посещения формулируется как право родителя, а не как право ребенка.

4. Взаимосвязь приемлемого регулирования права на воспитание и развода: в Турции, например, родители могут развестись не ранее, чем придут к взаимному соглашению о дальнейшем праве на воспитание детей[142]. Это довольно серьезная форма воззвания к родительской ответственности. Однако здесь отсутствует позиция государства по отношению к модели права на воспитание. С введением совместного права на воспитание отпала бы, конечно, и необходимость подобных санкций.

5. В заключение хочется осветить вопрос психоаналитической помощи. Хотя во всевозможных дискуссиях то и дело возникает мысль о предписаниях консультации, в настоящее время царит единодушное мнение, что приятие любой формы профессиональной помощи – идет ли речь о внесудебном регулировании конфликта (медиации), о психологически-терапевтической помощи родителям и детям или о педагогической консультации родителей по поводу обращения с детьми – должно происходить только на добровольной основе и задача государства может состоять лишь в том, чтобы информировать родителей о подобных возможностях.

Если посмотреть на эти области вмешательств, то можно увидеть большое уважение по отношению к желаниям родителей или к их готовности следовать рекомендациям суда. Это уважение говорит не только о демократических убеждениях, но и о радующей нас готовности принять в законы познания психологии и педагогики: родительское чувство ответственности, кооперацию или доверие (например, по отношению к навещаемому родителю) невозможно привести в действие ни параграфами, ни приговорами. Там, где у родителей недостает на это способностей или готовности, требуется иная помощь, а именно помощь компетентных психосоциальных служб. Но и они приходят в движение тоже лишь по желанию родителей. А что если родители этого не желают? Нам остается тогда просто сложить руки? Здесь начинается автономия родителей, но здесь и кончается защита ребенка. Подобная осторожность перед вмешательствами или скепсис по отношению к «посягательствам на чужую жизнь», куда относится и профессиональная помощь, имеет свои теневые стороны. Но в достаточной ли степени обоснована педагогически столь большая сдержанность?

В действительности за всеми этими опасениями скрывается сложнейшая модель человеческой личности. Модель личности, которую можно охарактеризовать так: «Люди действуют по своим убеждениям и делают это так хорошо, как только умеют. И если, например, некоторые родители слишком эгоистичны или не хотят видеть, в чем польза для их детей, и не желают помощи консультации, то здесь уж ничего не поделаешь». Да, все это так. Но в то же время и не так.