Бедолаги - [43]
— А когда концерт? — спросил Якоб без всякого интереса.
Элистер заглянул в программку:
— Уже начался.
И оба вопросительно посмотрели на Изабель.
— Мне и тут хорошо, — отозвалась она, смутно почувствовав разочарование. И подумала: «А в мире будто бы ничего не происходит».
Якоб ослабил узел на галстуке, встал и пошел за сидром для Изабель.
Позже, когда они ждали поезда на станции «Черинг-Кросс», она вдруг увидела, как по рельсам бегают мыши, суетятся, прячутся за рекламными плакатами.
— Черные мыши стали бы серыми, если их помыть, — поделилась она с Якобом, в волнении поглядывая, не идет ли, наконец, поезд.
«Только с мышами ничего не случится, с ними никогда и ничего не случается», — думал Якоб, также охваченный нетерпением. На остановке «Кентиш-Таун» он вышел совсем раздосадованный и попытался ее поцеловать. Эскалатор опять сломался, и им пришлось преодолеть сто семьдесят пять ступеней вверх. А наверху, приклеенные на стекло лицом к улице, висели два объявления. Одно о розыске, другое — обращение к возможным свидетелям нападения на человека со смертельным исходом.
— Да ведь это было вчера! — воскликнула Изабель.
Якоб рассматривал лицо молодой женщины на втором листке. Явно младше Изабель, однако и он разволновался, уверившись в этом, — несомненно на нее похожа. Разыскивается, вот уже год разыскивается. Он прочитал: «Мэй Уоррен, двадцать шесть лет, рост один метр шестьдесят девять сантиметров, волосы темно-русые, особых примет нет». Он обернулся к Изабель, чтобы взглянуть на родинку на ее щеке, но она была далеко впереди, постояла в дверях, собираясь выйти, шагнула на улицу и прошла несколько шагов, так что он ничего не рассмотрел.
«Здесь не хватает ненужных мелких вещиц», — размышляла Изабель, протирая пыль. Возле небольшой стереоустановки штук двадцать дисков, на комоде кувшин для цветов и вазочка, куда Якоб кладет деньги на хозяйство. Под камин заходит, словно срастаясь с ним, светлый ковер, а решетка черная, из кованого металла. На полке два подсвечника. Легкий запах клея все еще держится в воздухе: ковровое покрытие сменили незадолго до их переезда.
На ее столе ноутбук. Каждый предмет на своем месте. Детское издательство заказало ей визитные карточки, работа почти закончена. Изабель села за стол, еще раз проверила параметры. Сделала другой эскиз: бегущий ребенок в коротком плащике. Вспомнила рисунки Андраша, вывезенные из Будапешта, где человечки бегут по улицам, а на перекрестке проваливаются в яму или взрываются. Буря снесла крышу дома, у окошек стоят жильцы, а на углу замерла пожарная машина, и пожарники отворачиваются.
Изабель вскрикнула от неожиданности, когда в соседней квартире что-то грохнули об стену. Стул? Телевизор? Истерический смех, чей-то голос, нарастающая, как у сирены, громкость. Женского голоса Изабель там никогда еще не слышала. В ужасе она смотрела на стену, где появилась маленькая трещина, но стена все-таки не разверзлась, и наступила тишина. Тихо и тихо, а Изабель сидит в напряженном ожидании. Красная тушь, черная тушь. Бумага, плотные листки. Она сдвинула компьютер, отвернула крышки у баночек, прислушалась. Вроде какой-то тонкий голосок, жужжание, а может — другой звук снаружи, издалека, самолет, какой-нибудь самолетик садится, или что там еще. Пожарная машина не показалась из-за угла, ничего не произошло. Только дверь хлопнула.
Изабель включила радио. Буря в пустыне, видимость меньше одного метра, следы теряются, «прикомандированные журналисты» — эти слова повторяют постоянно, но все равно никто не знает, что там происходит, опросы свидетельствуют о стабильности, а Тони Блэр остается надежным партнером, что бы там ни утверждали Германия и Франция. Изабель вскочила, подбежала к окну, изогнулась, чтобы увидеть, кто выходит из соседней двери: женщина, мужчина, мальчик. Она тяжело дышала, и стекло сразу запотело, так что люди за окном стали как тени. Мужчина схватил мальчика за шиворот, женщина, очень худая, смотрит куда-то на улицу, машет рукой. Никого не видно, но она, похоже, ждет. Изабель протерла стекло, однако лица женщины различить не смогла. Зато мужчина стоял ближе, повернувшись в ее сторону, лицо перекошенное, ругается на мальчика. Мальчик в куртке от школьной формы едва достает ему до уха. Пытается что-то объяснить, всматривается в окно своей квартиры. Изабель выключила радио, прислушалась, и как раз женщина завопила:
— Дэйв, прекрати немедленно!
Изабель пошла в угол комнаты, никто ведь за ней не наблюдал, никто не видел, что она делает. За камином прижалась к стене ухом, и ее поразил некий звук, вроде бы исходящий от самой стены, даже не звук, а как бы субстанция, способная издавать звуки. Изабель отпрянула, потом снова прижалась лицом к холодной поверхности и на этот раз расслышала, наверное, голос. Умоляющий голос.
Вернувшись к окну, она увидела, как у дома притормозил старый зеленый «форд», женщина села, но головы не подняла, только взмахнула руками, будто хотела кому-то возразить или поклясться в своей невиновности, а ее муж (если это был муж) прошел несколько шагов, толкая перед собой мальчика, потом тоже сел в машину, которая тронулась с места медленно-медленно, а затем набрала скорость. Изабель смотрела вслед машине и мальчику. Залитая солнцем улица казалась бесконечной, слева, вдали, виднелся угол церкви. В соседней квартире было тихо. Изабель постояла у стола между окном и стеной, экран компьютера потемнел, потом появились маленькие звездочки и луна.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».