Бедный маленький мир - [5]

Это было позавчера. Сегодня я сижу на даче и мучаю гламурную журналистку Маруську. Надо, чтобы во второй трети книги ее изнасиловали каким-нибудь особо противоестественным способом. Например, парковой скамейкой…

Санька поймал кузнечика и случайно раздавил в кулаке. Плачет.

– Пойдем, малыш, – говорю я ему. – Пока мама готовит обед, почитаем чего-нибудь.

– Про Мерлина, – оживляется мой трогательный шестилетний племянник.

– Про Мерлина, – соглашаюсь я.

Несколько месяцев назад я заскочил к нему в школу – Надюха не успевала и попросила заплатить за Санькины обеды. У них шел английский. Учительница английского, большая женщина с добрым лицом и очень приличным произношением, стояла перед классом в каком-то унылом трикотажном платье в сиреневых разводах, а на ногах у нее были домашние тапочки. Такие зелененькие, со стоптанными, а потом распрямленными задниками. Из-за этих ее тапочек я вечером сидел у себя на кухне и в полном одиночестве пил водку, отчего наутро мне было не просто плохо, а катастрофически хреново – у меня загадочная ферментация, и именно водку я переношу с трудом.

– Ну ты прямо… – с укором посмотрела на меня Надежда. – Если б она захотела, пошла бы в какую-нибудь фирму работать, с ее английским-то. Долларов на триста, свободно.

– Слушай, – сказал я ей, – а тебе никогда не приходило в голову, что некоторым нравится работать в школе? Или, например, участковым педиатром… Или даже участковым милиционером…

Надюха вздыхает. Ей очень нравится история католического Средневековья, в частности, иезуиты ее интересуют, в связи с чем у нее лет семь назад даже завелся диплом кандидата исторических наук. Но работает она менеджером продаж в фирме, которая торгует телекоммуникационным оборудованием. И метафизический разрыв между иезуитским орденом и темпами развития телекоммуникационных технологий ощущает всем своим существом.

Я возвращаюсь с дачи поздно вечером, в воздухе пахнет липовым цветом и нагретым асфальтом. В это время олигарх Астахов в билдинге на окраине заснеженного мегаполиса рассказывает Маруське о масштабах своих амбиций и гладит ее трепетную джинсовую коленку. Я паркуюсь возле мусорных баков, пара алкашей тащит пакеты, из которых торчат горлышки пустых пивных бутылок. Они ничего не знают о семиотике пионэров. Не знают даже, что они – «баттл-хантеры» и что некоторые особо радикальные группировки пионэрской организации считают, что их надо истреблять как существ вредных, бессмысленных и антисанитарных.

Я машинально нахожу взглядом свой балкон и вижу, что у меня дома горит свет.

– Так… – говорю я себе. – Так-так…

Что «так» – я не знаю, но во рту становится сухо и кисло одновременно, и я вынимаю из бардачка газовый пистолет.

Однажды я остро пожалел о том, что у меня нет оружия. Это было пять лет назад, в командировке от редакции в городе Житомире, где жила какая-то экстрасенша и целительница, которая, по слухам, пользовала даже премьер-министра и с которой я должен был сделать интервью. «Только без мракобесия, – сказал мне, напутствуя перед командировкой, редактор, – мы все-таки аналитико-публицистическое издание… Так, немного желтизны, немного трогательных историй с хорошим концом».

До целительницы я добрался в полной кондиции – с гематомой на затылке, сотрясением мозга и сломанной в двух местах рукой. А все потому, что четверо местных тинейджеров, которые пили какую-то гадость в тихом сумеречном дворе, обратили свое заинтересованное внимание на мой зазвонивший невпопад в общем-то обыкновенный и далеко не новый мобильный телефон.

– А могли бы и убить, – вздыхала героиня будущей публикации Светлана Викторовна, делая мне вполне объяснимые примочки и прикладывая к затылку блок замороженных кубиков льда.

Вернувшись домой, я купил себе пистолет и с тех пор общественную дискуссию на тему «должен ли рядовой гражданин иметь оружие и пользоваться им при необходимости» считаю для себя закрытой.

Теоретически можно было бы сейчас вызвать милицию. Но, имея какой-никакой журналистский опыт, милиции я боюсь неизмеримо больше, чем бандитов и воров. Возможно, это – трагическое заблуждение, и пусть меня когда-нибудь переубедят.

В подъезде было тихо и светло. Я поднялся к себе на четвертый этаж и легонько толкнул дверь. Дверь закрыта. Когда я поворачивал ключ в замке, руки у меня, естественно, крупно дрожали. Я перехватил пистолет из левой руки в правую, уронил при этом ключи и распахнул дверь. Никто не набросился на меня, и я, переводя дыхание, немного постоял в дверном проеме. Надо было входить. Я вошел и в перспективе прихожей увидел прямо посреди гостиной неподвижную, как стендовая мишень, ярко-красную футболку, широкие джинсы и бледное лицо с испуганными серыми глазами.

– Не стреляйте, – сказала девочка. – Ради бога.

После чего она, не сводя с меня глаз, отодвинулась в угол и застыла там.

– Ты кто? – спросил я, на сто процентов уверенный, что она ответит: «конь в пальто».

– Конь в пальто, – смирно ответила она, и я опустил пистолет.

Значит, мы в нежном возрасте смотрим киноклассику, что бы там Троицкий ни говорил.

Ее короткие розовые волосы удивительно удачно сочетались с бледной кожей и серыми глазами.