Бедные - [25]

Однако Геслинг отнюдь не стремился на фабрику, где подстерегавшая его тайна могла в любую минуту прорваться наружу, подобно назревшему нарыву. Он опять помчался на машине в Нетциг и, возвратясь к полудню, привез с собой генерала фон Поппа. Еще до завтрака эти господа успели осмотреть окружавшие виллу "Вершина" лес и парк. Его превосходительство фон Попп изволил заметить:

- Благодарю вас, господин тайный советник. Мои диспозиции намечены.

Вслед за этим хозяин дома повел генерала завтракать - через террасу, увитую розами, которые чуть покачивал ветерок, через сверкавшую позолотой галерею, в обтянутый белым атласом зал в стиле барокко.

Во время завтрака генерал фон Попп избегал деловых разговоров, беседа велась чисто светская. Позднее, сидя за чашкой кофе, в раззолоченной галерее, он спросил:

- Скажите, бога ради, что у вас стряслось?

Все молчали. Геслинг шумно вздохнул и, собравшись с силами, начал:

- Ничего. В сущности ничего. Ни саботажа, ни покушения, ни попытки к ограблению, ничего. Моя власть здесь по-прежнему неприкосновенна, да я и не допустил бы никакого покушения на нее, но, - закончил он нерешительно, здесь чувствуется какой-то нездоровый дух...

Фон Попп раздраженно ввернул:

- Ну, против духов я не могу выслать солдат.

Однако племянница генерала, разведенная госпожа фон Анклам, заинтересованно посмотрела на Геслинга.

Директор убедительно попросил генерала не придавать его словам ложный смысл:

- Мятежники действуют новыми способами, они не выступают открыто, а лишь шушукаются и многозначительно переглядываются, будто им известно что-то, чего мы не знаем.

- Что это, новый вид религиозного психоза? - осведомился адвокат Бук.

Ганс подмигнул ему из-за спины дяди. Но Геслинг после некоторого раздумья проговорил:

- Как знать, у них есть своего рода вождь, которого я считаю настоящим гипнотизером.

- Как интересно! - протянула госпожа фон Анклам, поднеся к глазам лорнет.

Но Горст Геслинг, сидевший рядом с ней, убеждал ее не обольщаться иллюзиями. Ведь этот вождь прежде всего не джентльмен. Зато сестра его совсем другая - в ней чувствуется порода, - добавил он вызывающе. При этих словах госпожа фон Анклам возмущенно отвернулась.

А генерал фон Попп, весь побагровев, рявкнул:

- Вышвырните его - и баста!

Но промышленник поглядел на генерала, словно перед ним был невинный младенец.

- Да, будь это все так просто!

Вдруг на лице его появилось такое выражение, словно за спиной генерала он увидел кого-то.

- Что он затеял? - пробормотал Геслинг, заметно бледнея. - Я готов встретиться лицом к лицу с опасностью, но я должен знать, где она.

Все были подавлены, но тут же с облегчением вздохнули, когда генерал снова рявкнул:

- Пусть только выступят! Мы им покажем, в чьих руках власть!

Асессор Клоцше, ухаживавший в уголке за Гретхен, дочерью хозяина дома, высунул руку из-за ее спины и поднял кверху, словно для присяги.

- Пусть только посмеют!.. - прохрипел он, грозно выкатив глаза, и, доказав этим свою решимость, возвратился к прежнему занятию.

Сыновья Горст и Крафт, утонувшие в креслах, так что торчали только их ноги в крагах, высказались категорически "за вскрытие нарыва".

Фрау Густа, гордясь храбростью своих сыновей, а еще больше тем, что разведенная госпожа фон Анклам столь поощрительно им улыбалась, села так, чтобы отгородить их от генерала и своего мужа Дидериха и таким образом не мешать начавшемуся флирту. Анкламша чем-то походила на еврейку, но ведь она была племянницей его превосходительства, и поэтому такое сходство можно было объяснить, несомненно, лишь игрой природы.

Свой выбор госпожа фон Анклам остановила на Горсте, а не на Крафте, любимце матери. Крафт примирился с этим, - женщины его не интересовали. "Он принадлежит мне одной", - думала мать.

Между тем мысли Эмми, матери юного Ганса Бука, были заняты одним: как бы удалить сына из комнаты. Она слишком хорошо знала его и знала, что он заходит дальше, чем его отец, в отрицании своего класса, своих привилегий. Но что это с ее мужем? Он опять возражает генералу, побагровел не только он, но и Геслинг. "Мой брат Дидель, - размышляла Эмми, - очерствел. Я помню время, когда он был совсем другим. Теперь его видят только суровым, поэтому он думает, что и должен быть таким. И я знаю, - продолжала сестра свои размышления, - Дидель и муж мой уже никогда не сговорятся. Если бы только Дидерих позволил, Бук выложил бы им здесь всю правду. Ведь это же страсть Вольфганга - выкладывать правду, - рассуждала его супруга. - А потом он все-таки смиряется, даже если не согласен с чем-то, и плывет по течению. Когда-то ему, должно быть, солоно пришлось. Где же теперь найти силы и бороться, чтобы не страдали другие?"

Но Ганс!..

"Мой Ганс, - с горечью думала мать, - я трепещу за него. Пока он только в душе стоит за правду, но я предчувствую, что он захочет и на деле бороться за нее. А разве это возможно? Или мне надо желать, чтобы он стал другим, мой Ганс?"

Тут она почувствовала на себе неодобрительный взгляд своей невестки Густы. Та никогда не сомневалась в своих сыновьях, а ведь они были похуже отца. "Мой сын лучше, и все же мне приходится сомневаться. Да, жизнь сложна и запутанна", - говорила себе Эмми Бук.