Бедная Настя. Книга 6. Час Звезды - [25]

— А потом? — вздохнул Альбер.

— Потом мы станем ждать, и я обещаю, что вскоре получим ответное письмо, в котором тот человек согласится с вашим решением…

Так и случилось. К вечеру, который в южных широтах наступает неожиданно и быстро, они получили конверт, вскрыв который, Альбер вздохнул с облегчением. Все это время Анна не отпускала молодого человека от себя — они обедали, пили чай на балконе, говорили, говорили… И Анна все больше убеждалась, что Альбер и сам не понял, насколько серьезным могла оказаться для него эта дуэль. Легкомысленность едва не сыграла с ним недобрую шутку, азарт едва не свел в могилу.

— Вы были правы, — сказал Альбер, складывая письмо месье Сида и убирая его во внутренний карман сюртука, и одновременно вынимая оттуда другой конверт и с некоторым удивлением рассматривая его. — Он рад, что ему не пришлось выбирать между убийством и самоубийством. И, похоже, в отношении Селестины вы тоже не обманулись — этот человек категорически отрицает свою с нею связь и обещает завтра же объясниться с Селестиной. Если он этого по какой-либо причине не сделает, то не станет сопротивляться, ежели я все-таки решусь стрелять в него.

— Завтра? А почему завтра? — удивилась Анна.

— Завтра у де Танжери прием, бал-маскарад, — объяснил Альбер, подавая ей конверт, который все еще вертел в руках. — Кстати, я совсем забыл, — вы тоже туда приглашены…

Глава 4 Обманутые надежды

Скрип, скрип — подзвучивали весну качели. Шелк платья развевался дымком у Анны за спиной, и голос Владимира, раскачивавшего ее за веревки крепления, был умиротворенным и рассудительным.

— Мне кажется, люди придумали любовь, чтобы всегда иметь возможность оправдания с логической точки зрения необъяснимых и невозможных поступков. Куда сложнее стало бы жить, если бы у нас не было этой кокетливой маски, на которой можно нарисовать любую гримасу — и гнев, и отчаяние, и безграничное счастье.

— Любовь не зависит от нас, — в тон ему пропевала Анна, негромко и нежно восклицая «Ах!» при каждом новом взлете над землею. — Любовь — это то, что мы есть на самом деле, а не то, что мы думаем о себе, или то, что о нас думают другие…

Теплый ветер ласково прочесывал кудри и парусил буфы на рукавах — Анна чувствовала себя невесомой и легкой, как перышко. И, чем выше разгонялись качели, тем свободнее парила она, пока не увидела вдруг, что руки ее — не руки, а крылья. И принялась она тогда весело щебетать и летать вокруг Владимира, который стоял у качелей и смотрел на нее, точно была она беззаботной весеннею птахой.

— О чем ты поешь, белокрылая? — спрашивал грустно Владимир. — Трели твои — как лекарство от боли, но они кратковременны. Что мне делать потом, когда ты насытишь любовью свое маленькое сердечко и займешься устройством гнезда и птенцами? Зачем манишь несбыточной надеждой? Для чего увлекаешь волшебной песней любви, которой не суждено стать судьбою?..

— «Люби сейчас, люби, не расставаясь…», — пальцы-перья порхали над клавиатурой, и голос Анны был подобен страстному пению сирен. — С кем ты говоришь, муж мой? От кого бежишь? Кого боишься?

А Владимир все медлил с ответом, и тогда Анна увидела вдруг, что они уже не у качелей в саду, а в гостиной, и их разделяет рояль, черное поле которого постепенно и незаметно таинственным образом становилось все больше и больше, расширяясь до горизонта и отдаляя их друг от друга до неразличимого на расстояния.

— Куда же ты, друг мой, возлюбленный мой? — печально спрашивала Анна, не в силах отнять руки-крылья от клавиш, и все смотрела жалобно вдаль, где исчезал так горячо любимый и желанный образ. А музыка все лилась и лилась — слышимая им обоим, но разделяющая их…

Какой красивый, но жестокий сон, подумала Анна и проснулась. Раннее южное солнце стояло уже высоко, но время еще было слишком раннее даже для рыбаков. Желая развеяться от зарожденной сном тревоги, Анна поднялась и вышла на балкон. Город дышал тишиной и покоем, набережная была пустынна, но из гавани выходил остроносый красавец-клипер, силуэтом напомнивший Анне корабль, в поисках следов которого она отправилась так далеко — за моря и океаны.

Мысленно Анна перенеслась на его палубу — под соленые уколы брызг и беззастенчивость ветра, но она представляла себя не одной: Владимир стоял с нею рядом, и впереди простирался не океан — безграничное море любви и надежды. Анна вздохнула — если бы сны и мечты могли сбываться! Если бы желаемое не выдавалось за действительное, а являлось таковым!..

Увы, даже сон невозможен без заблуждений! Стоило только Анне отогнать флер недавнего сна, как покой исчез. И хотя она старательно пыталась еще немного отдохнуть, набраться сил, ей так и не удалось по-настоящему забыться. Порою, Анна все же проваливалась в какую-то пустоту, но ее тут же начинали заполнять стремительно менявшиеся картины из недавнего или почти позабытого прошлого. Из темноты за плотно закрытыми веками всплывали лицемерные лица злодеев и злодеек, они вплотную придвигались к ней криво распахнутыми ртами и чревовещали, нагоняя на Анну первобытный ужас и смятение.

Наконец, не выдержав более этих вторжений, Анна решила встать. Она приняла ванну и после села в плетеное кресло на балконе выпить чая со свежим клубничным круассаном, принесенными горничной. Однако природная наблюдательность заставила Анну насторожиться — она готова была поклясться, что в городе что-то происходит. Внешне все выглядело, как обычно, — так, как успела понять Анна, всегда выглядела набережная и люди на улице. Но сегодня в этой растопленной солнцем атмосфере Форт-Рояля витало еще что-то. Анна чувствовала напряженность в походках, в жестах, и она мало походила на всегдашнее возбуждение, свойственное южному образу жизни. Анна хотела расспросить горничную, но та только в ужасе округлила глаза и прошептала: