Бедная Настя. Книга 2. Превратности любви - [3]

Александр был потрясен и обескуражен, он совершенно не ожидал такого поворота событий. Имя Марии Гессен-Дармштадской действительно было произнесено им больше из духа противоречия, нежели по велению души и сердца. Хотя к молоденькой принцессе Александр, несомненно, испытывал особую приязнь, в юной дочери герцога Гессенского Людвига он еще в первые минуты знакомства почувствовал родство душ. И, возможно, в будущем Мария вполне могла стать спутницей жизни нового императора России, но — не сейчас, не так.

Александр знал за собой эту слабость — был влюбчив и романтичен от природы. Он легко подпадал под влияние чувства, которое рождалось каждый раз неожиданно и развивалось непредсказуемо. Порой он даже не успевал заметить, как оказывался в плену чар той или иной представительницы слабого пола. Женский шарм имел над ним власть почти безграничную, пусть даже его избранницы не входили в число первых красавиц, но каждая из них обязательно была наделена каким-то особенным свойством, делавшим ее в глазах Александра неотразимой и желанной.

Когда Александр увлекся Ольгой Калиновской, многие при дворе недоуменно пожимали плечами, она совсем не отличалась яркой и заметной внешностью. И только цесаревич сумел разглядеть в голубоглазой полячке из числа не особо приближенных к государыне фрейлин тот кладезь нежности, которой с избытком хватило на них обоих. Страсть к Ольге сводила его с ума, и поэтому отец и матушка отослали его в поездку по Европе, чтобы наследник престола мог познакомиться с главными королевскими семьями и выбрать для себя будущую императрицу.

Блеск старых дворов и многочисленные выводки дебютанток королевского достоинства всех национальностей все же отвлекли его на время от мыслей о Калиновской, но в конце концов его утомило однообразие дворцовых обычаев — что скандинавских, что итальянских или германских государств. Цесаревич вновь стал подумывать об Ольге, которая через Польшу слала ему весточки, полные бесконечной любви и безграничной нежности. Александр стал поговаривать о скором возвращении, и лишь случайная встреча с герцогской семьей в опере маленького и, казалось, вечнозеленого Дармштадта заставила отложить намерение.

Марии в ту пору едва исполнилось четырнадцать, но из-за высокого роста она казалась старше. Ее, признанную дочь герцога, от кузин выгодно отличали развитый ум и тихая душевность, придававшие ей сходство с немецкими мадоннами на картинах Альбрехта Дюрера. Мария запомнилась Александру искренностью и здравомыслием суждений. В поведении кроткая и естественная, она не — смогла скрыть своего восхищения галантным и широко образованным наследником российского престола. Цесаревич тоже оценил прекрасные свойства ее натуры и на один вечер забыл все прежние треволнения. Романтический флер снова затуманивал голову.

Но потом он отправился в Англию, где не на шутку увлекся 19-летней королевой Викторией. Что-то мимолетное Александр испытал при дворах Австрии и Голландии… В России он сразу же упал в объятия фрейлины Калиновской, показавшейся по возвращении такой родной, такой близкой. Мария Гессен-Дармштадтская стала далеким воспоминанием, светлым и прекрасным. Она была как ангел, вестник из другого мира, иной жизни — нежная девочка-подросток с огромными глазами и трепетной душой.

Отношения с Ольгой — это уже из взрослой жизни, настоящей, семейной. И, как ни силился, он даже не мог представить себе хрупкую милую Марию в образе страстной любовницы. Цесаревич не видел принцессу уже полгода, а в этом возрасте юные создания меняются быстро и непредсказуемо. Кем могла стать девочка из его юности, во что превратилась — изросла, подурнела? Примеров тому Александр знал немало и был убежден, что в женщинах немецкая порода не сравнима с красотой и стойкостью славянской крови…

Не сразу придя в себя от пережитого волнения и едва собравшись с мыслями, цесаревич вернулся в спальную, где Гаврила перемешивал в камине черные лохмотья некогда любовных писем. Разогретые бумагой дрова трещали особенно бойко и постепенно наполняли все пространство комнаты уютным теплом. «Господи, — подумал Александр, — даже сгорая в камине, бескорыстные чувства Ольги согревают меня!.. Оленька, Оля — как я мог позволить разлучить нас с тобой!»

Цесаревич отослал Гаврилу, сочувственно качавшего головой и бурчавшего что-то под нос про нелегкую царскую ношу. «Иди, иди, — махнул на слугу рукой Александр, — и без тебя тошно!» И в самом деле, было отчего.

Опустошенный потерей возлюбленной, в преддверии почти насильственной женитьбы, он чувствовал себя одиноким и холодным. А тут еще и погода за окнами… Северное лето пролетает незаметно. Откуда-то вдруг появляется ветер с залива, наливающий свинцом холодную невскую волну. Как-то быстро оголяются ветви деревьев, и снег выпадает неожиданно, но с определенностью рока. Тоска, тоска — на сердце и в мыслях!

Александр достал из футляра свою любимую флейту, осторожно продул мундштук и — пробежался по гамме. Флейта отозвалась печальным, но светлым звуком, и цесаревичу захотелось играть — на память сама собой пришла мелодия из Глюка. Об ушедшей любимой пел сказочный Орфей: «Потерял я Евридику, Евридики нет со мною…». Музыка отвлекла Александра, и он на минуту забылся, словно все до этого было сном или страшной сказкой на ночь.