Бедная Марта - [80]

«Когда же приедет Клайв?» — думала она. Или, быть может, ей стоит повалиться на камень, растечься по нему, как желе, и просто ждать его появления? Но это было бы нехорошо, неправильно. Тогда она не приложила бы никаких усилий, чтобы добраться до Лондона, во всем положившись на Клайва. К тому же она не имела ни малейшего понятия, почему этот славный молодой человек взялся помогать ей.

Навстречу ей ехал автомобиль, размерами превосходивший тот, что был у Клайва. Когда он приблизился, Марта разглядела, что за рулем сидит женщина. Она очень удивилась, когда автомобиль остановился, женщина открыла дверцу и крикнула:

— Вы Марта?

— Да, — запинаясь, пробормотала она.

— В таком случае, дорогая, залезайте сюда и я домчу вас до Дрейтона. — И женщина приглашающим жестом похлопала по сиденью рядом с собой. Она была очень старой, с испещренной множеством морщин кожей и ласточкиным гнездом серебряных волос.

— Откуда вы знаете, кто я такая и куда иду?

— Я прочла о вас в газете, дорогая. Сегодня утренний выпуск «Манчестер гардиан» поместил вашу фотографию. Так вы едете или нет? Если вы откажетесь, мои сестры будут очень разочарованы. Да, кстати, меня зовут Имоджен Каннигем.

— Здравствуйте. — Марта с трудом забралась в автомобиль. — Мы едем не в ту сторону, — заметила она.

Имоджен расхохоталась.

— Вообще-то автомобиль способен разворачиваться и ехать в противоположном направлении. — Она так и сделала, с такой силой крутанув рулевое колесо, что шины протестующе завизжали и машина едва не опрокинулась.

Через несколько мгновений они уже катили по направлению к Дрейтону.

— А сколько у вас сестер? — поинтересовалась Марта.

— Три родные и несколько сотен названых, с которыми меня связывает не кровное, а идейное родство, — громогласно заявила Имоджен. — Я состою в Международной Женской Лиге, в ее отделении в Шропшире, так что все мы — сестры. Вы слышали о нас?

— Нет, — прошептала Марта, ужасаясь собственному невежеству. — А что вы делаете?

— Ну, во-первых, выступаем против войны, — своим оглушительным басом проревела Имоджен. — Мы требуем право голоса для женщин, поддерживаем трейд-юнионы[32], кое-кто из нас является членом Лейбористской партии. Среди нас имеется парочка анархистов, а миссис Бейла Уиттэкер даже исповедует буддизм. А вы кто, Марта?

— Я католичка, — робко ответила Марта. Интересно, католическое вероисповедание считается достаточно шикарным, чтобы принадлежать к Международной Женской Лиге? — Этого достаточно?

— Этого более чем достаточно, дорогая, — прокричала Имоджен. — А теперь держитесь покрепче, и я домчу вас до Дрейтона в мгновение ока. — Она нажала на клаксон, хотя дорога была совершенно пуста, и машина помчалась еще быстрее.

Перепуганная Марта обеими руками вцепилась в сиденье и крепко зажмурилась. Открыла глаза она только тогда, когда они прибыли в Дрейтон.

Автомобиль затормозил у небольшого домика из желтого кирпича, стоявшего посреди участка, сплошь заросшего деревьями. Впоследствии Марта узнала, что это называется «фруктовый сад». Для начала ее представили родным сестрам Имоджен: Абигаль, которая оказалась еще старше Имоджен и передвигалась на костылях, Присцилле, что-то готовившей на кухне, и Джозефине, самой молодой в семействе, лет около шестидесяти, одетой в самое воздушное, расшитое невероятным количеством кружев и оборок платье, которое когда-либо доводилось видеть Марте на взрослой женщине. Джозефина то и дело обмахивалась веером и принимала жеманные позы, позволяя сестрам обращаться с ней, как с настоящей леди.

В крошечной гостиной теснились и прочие дамы. Здесь была миссис Такая-то из Манчестера и миссис Этакая из местечка Модли-Маркет, куда Марте еще предстояло попасть позже. Она настолько растерялась, что после того, как к ним присоединилось еще несколько женщин, перестала запоминать их имена и принимать участие в разговоре, чтобы не сойти с ума.

Ей предложили чай в красивой чашке из китайского фарфора и тарелку с крошечными треугольными бутербродами. Но едва Марта успела поднести один из них ко рту, как ей задали какой-то вопрос, так что она была вынуждена проглотить бутерброд, не успев его разжевать. Он застрял у нее в горле, и ей пришлось срочно запить его чаем. В результате Марта так и не поняла, с чем же был бутерброд.

Как здорово было бы прилечь где-нибудь, думала она. В пансионе, где она спала прошлой ночью, матрас оказался настолько жестким и комковатым, что она практически не сомкнула глаз.

И тут Имоджен поднялась на ноги, постучала ложечкой по своей чашке и провозгласила, что сейчас Марта скажет собравшимся несколько слов.

— Она расскажет нам, для чего идет в Лондон. Что подвигло вас на этот шаг, дорогая?

Если бы знать, что означает это странное слово — «подвигло»! Святая Дева Мария, Матерь Божья, да что же им сказать-то? Имоджен нетерпеливо смотрела на нее. Превозмогая страх, Марта встала. Ее била крупная дрожь. О Господи, теперь ей срочно захотелось в туалет.

— Нашему Джо было всего четырнадцать. Но жирный полицейский дал ему шиллинг и уговорил вступить в армию. Это было неправильно. Нечестно. Потом Джо послали во Францию, и это тоже было неправильно. Понимаете, — Марта закашлялась от волнения, — обычно мальчишек в возрасте до восемнадцати лет не берут в армию, а за границу их можно отправлять только после девятнадцати. — Она проглотила комок в горле. — Они пообещали, что отправят нашего Джо домой, но он так и не вернулся, и это стало самой большой несправедливостью. Ему позволили умереть, хотя он просто мальчишка, который всего год назад окончил школу. У него еще не начал ломаться голос, а щеки оставались почти такими же гладкими и нежными, как у ребенка. Он был недостаточно взрослым даже для того, чтобы ходить в бар, так почему же другому солдату позволили убить его? Нет, я не виню в этом какого-нибудь солдата, — рассудительно заметила она. — Быть может, он сам был таким же мальчишкой и его тоже убили. И у него наверняка есть мать и отец, такие, как я и мой Карло. И сестры, и братья, которые запомнят его молодым, даже когда сами состарятся. Пройдет время, и, кто знает, они могут забыть, что у них был брат, и он исчезнет даже из их памяти. Разумеется, с Джо такого никогда не случится.