Бедабеда - [10]
– Слышь, звезда, если навернешься, то не сдохнешь – деревья внизу, но ноги свои красивые переломаешь и шею длинную свернешь на хрен. Ну и все, будешь овощем лежать. Мы ж тебя спасем, в лучшую больницу отвезем, – равнодушно проговорила Нинка, когда зашла в гости и увидела Настю в привычной позе в окне. Настя тут же соскочила с подоконника и никогда больше туда не садилась.
Дочь росла неряхой, что буквально выводило Людмилу Никандровну из себя. Уборка в комнате для Насти превращалась в трагедию и неизменно заканчивалась истерикой. В ее комнату вообще невозможно было зайти.
– И чё срач-то такой? – возмутилась как-то Нинка. – Не надо, что ли, ничего?
– Не надо, – огрызнулась Настя.
Нинка взяла совок, веник и начала заметать вещи в угол. Настя делала вид, что ей совсем неинтересно, но следила за действиями тети Нины – единственного человека, которого боялась, поскольку просто не знала, чего ждать от ненормальной подруги матери. Нинка взяла здоровенную сумку и засунула всю сметенную одежду, вместе с косметикой, трусами, колготками и всем, что валялось на полу. Утрамбовала и застегнула.
– И куда вы ее понесете? – спросила Настя, держась из последних сил.
– На мусорку выставлю. Кому надо, заберут. Тебе же не надо, – ответила Нинка.
А дальше было совсем смешно. Настя думала, что мать не позволит выбросить вещи, среди которых оказались и новые, дорогие. Да и не особо верила, что тетя Нина действительно выбросит все на мусорку. В реальность происходящего Настя поверила, когда Нинка дотащила сумку до мусорного контейнера, открыла сумку и к ней тут же приблизилась парочка бомжей и начала копаться в содержимом. Бомжиха даже приложила к талии Настину юбку. Тут Настя, наблюдавшая за всем с балкона, пулей слетела вниз и отобрала сумку у бомжей. Впрочем, бомжиха юбку так и не отдала. Девочка впала в истерику и кричала, что это ее любимая юбка и без нее она вообще, можно сказать, голая, надеть нечего!
– Ну кто ж знал? – хмыкнула спокойно Нинка.
Настя перестала разбрасывать вещи. В шкафу, конечно, все было свалено как попало, но хотя бы появилась возможность ходить по комнате.
У Нинки находились рецепты воспитания на все случаи жизни. Если Настя отказывалась даже тарелку за собой в раковину поставить, Нинка советовала:
– Дай ей килограмма два-три картохи, пусть сидит и чистит.
– Она не будет, – пожимала плечами Людмила Никандровна. – Как я ее заставлю?
– Элементарно. Пока не почистит, жрать не сядет.
Да, это было элементарно. Для Нинки. Она бы точно не дала своим сыновьям даже сухой горбушки, пока не выполнят поручение. Нинка – мало того, что умная, так еще и с железным характером. Людмила Никандровна не могла похвастаться ни стальной выдержкой, ни хоть каким-то характером, если речь шла о Насте. Хотя нет. Даже в молодости, на соревнованиях, Нинка билась до последнего, и только благодаря ее выдержке их команда выигрывала у противника, который расслаблялся и уже праздновал победу. Нинка никогда не сдавалась. Мила же готова была принять поражение.
– Я тебя убью в следующий раз, поняла? – орала на нее подруга. – Чего ты руки опустила? Могла взять мяч!
Нинка умела мотивировать и заряжать лучше всякого тренера. Мила играла, чтобы не расстраивать Нинку. Чтобы подруга была довольна.
– Я не знаю, как вам объяснить, – Людмила Никандровна вдруг поняла, что говорит вслух. Что ее воспоминания – не в голове, а она их проговаривает. И Анна, ее, так сказать, пациентка, по-прежнему сидит напротив и внимательно слушает. У Людмилы Никандровны начало колоть в подушечках пальцев на руках – так происходило, когда она теряла контроль над собой и ситуацией. И сейчас в ее голове Анна будто переключила тумблер, отвечающий за монологи и откровения. Или Людмила Никандровна что-то съела и у нее начался словесный понос.
– Вы играли, – улыбнулась Анна, и бедная доктор Морозова, известный психиатр, опять подумала, что пациентка наверняка владеет гипнозом. Что-то крылось в ее взгляде, в улыбке, в манере себя вести, в этой доброжелательной неспешности. Людмила Никандровна пообещала самой себе, что подумает об этом специально. Разберет этот случай.
– Да, каждый имел мотив, – продолжала Людмила Никандровна. – Нинка играла, чтобы Димдимыч был доволен. Кто-то кидал мячик за еду, кто-то за возможность уехать от беспробудно пьющих родителей. Кто-то хотел лучшей жизни, которая обычно ограничивалась естественными, даже примитивными желаниями – хоть раз наесться досыта, поспать на чистом белье и хорошем матрасе, походить в кроссовках без дырок, получить новый спортивный костюм взамен застиранного до последней нитки.
Мы, девочки, не мечтали о косметике, богатых мужьях, хорошей жизни. Мы мечтали, сейчас это покажется полной дичью, о прокладках и тампонах. Среди девчонок ходили слухи, что существуют средства гигиены, которые позволяют играть, тренироваться, выступать, не думая о том, что «протечешь». Раньше всех обо всем узнавали, естественно, наши гимнастки-художницы. Первые в своей жизни прокладки и тампоны я получила от них. И они же научили нас ими пользоваться. Это было не просто счастье, а миг абсолютного, вселенского очумения, недоумения и одновременно – злости и досады. Ну почему у нас такого нет? Почему? Зачем нужны эти куски клеенки, вшитые в трусы, или – верх мечтаний – резиновый пояс для самодельных прокладок. Мне хотелось изобретателей этих средств заставить провести в них хотя бы одну тренировку. Но стоило мне, например, приехать домой на короткие каникулы и увидеть, как мать стирает и развешивает на батарее марлю «для этих дел», я тут же прекращала винить вселенную в несправедливости. Вот кто-то ненавидит, когда пальцем по стеклу проводят, а я покрывалась гусиной кожей, когда нужно было нарвать вату из большого рулона. Мама, естественно, заявила, что все прокладки вредны и меня никто замуж не возьмет. Хорошо, что она не знала про тампоны. Как и про то, что мы были равнодушны к собственному телу, сексу и браку, в который надо вступать непременно девственницей. Спорт подразумевает не только боль, но и наготу, уважение к собственному и чужому телу. Уж в раздевалках мы чего только не насмотрелись. Мальчики видели все формы грудей, сосков, а мы знали, что огромные члены – не более чем сказки. Пот, слезы, поносы, рвоты… Мы знали, как устроено не только тело, но и организм. В анатомии разбирались все, и не только в разных видах мышц и связок. При этом мы уважали друг друга и помогали как могли. Ребята «протягивали» девочек после долгого переезда на автобусе, когда «клинило» спину: кто-нибудь из самых высоких брал в захват и как бы встряхивал – позвонки вставали на место. Если судорогой сводило ногу, да так, что встать с кровати не можешь, звали кого-нибудь из наших парней – промять. Да, наверное, мы были лишены некой романтики, флера запрещенности, не знали, что такое влюбленность, стыд, как бывает у обычных молодых людей и девушек. И сексуальная связь для нас не являлась чем-то сакральным и судьбоносным. Скорее, удобством. Всего проще иметь парня – он и сумку дотащит, и еды принесет, когда кажется, что умрешь с голодухи. Да и достаточно ранняя сексуальная жизнь заставила нас рано же повзрослеть, избавиться от иллюзий и считалась или дополнительной физической нагрузкой, или психологической разгрузкой – кому как. Нет, мы не спали с кем ни попадя и партнерами по кругу не менялись. Сложившиеся пары были крепкими. И если случался разрыв, то из команды больше ни с кем не встречались – таково было неписаное правило. Мы научились расставаться. Обязательно друзьями. Наверное, потому что с самого начала были друзьями, а только потом становились любовниками. Наша командная связь, как показала жизнь, оказалась прочнее брачных уз. В моем случае точно. Странно, но никто из наших не связал свою жизнь со спортсменом. Наоборот, мы выбирали себе в мужья и жены людей, далеких от спорта. Тех, кому и в голову не придет расспрашивать, как мы жили на сборах, как спали, что ели. А если и спросят, то все равно не поймут ни наших шуток, ни проблем, которые нас мучили. Мы выбирали себе в спутники жизни людей, которые не зайдут на нашу территорию. И наши воспоминания останутся только с нами. Многие из-за этого остались одинокими, как Светка. А многие, как Нинка, нашли своего идеального партнера на всю жизнь.
С момента выхода «Дневника мамы первоклассника» прошло девять лет. И я снова пошла в школу – теперь с дочкой-первоклассницей. Что изменилось? Все и ничего. «Ча-ща», по счастью, по-прежнему пишется с буквой «а», а «чу-щу» – через «у». Но появились родительские «Вотсапы», новые праздники, новые учебники. Да, забыла сказать самое главное – моя дочь пошла в школу не 1 сентября, а 11 января, потому что я ошиблась дверью. Мне кажется, это уже смешно.Маша Трауб.
Так бывает – тебе кажется, что жизнь вполне наладилась и даже удалась. Ты – счастливчик, все у тебя ровно и гладко. И вдруг – удар. Ты словно спотыкаешься на ровной дороге и понимаешь, что то, что было раньше, – не жизнь, не настоящая жизнь.Появляется человек, без которого ты задыхаешься, физически не можешь дышать.Будь тебе девятнадцать, у тебя не было бы сомнений в том, что счастье продлится вечно. Но тебе почти сорок, и ты больше не веришь в сказки…
Каждый рассказ, вошедший в этот сборник, — остановившееся мгновение, история, которая произойдет на ваших глазах. Перелистывая страницу за страни-цей чужую жизнь, вы будете смеяться, переживать за героев, сомневаться в правдивости историй или, наоборот, вспоминать, что точно такой же случай приключился с вами или вашими близкими. Но главное — эти истории не оставят вас равнодушными. Это мы вам обещаем!
В этой книге я собрала истории – смешные и грустные, счастливые и трагические, – которые объединяет одно – еда.
В центре романа «Нам выходить на следующей» – история трех женщин: бабушки, матери и внучки, каждая из которых уверена, что найдет свою любовь и будет счастлива.
Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.
Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Однажды знакомая молодая мама услышала от меня: «Я не Макаренко и не знаю, как воспитывать детей». Девушка деловито уточнила, есть ли Макаренко в инстаграме, решив подписаться на человека, знающего ответы на все вопросы. Как накормить ребенка и чем? Что делать или не делать при капризах? В какие игры играть? Какие книги читать? А как поступать, если не хочет читать (спать днем, одеваться, ходить на горшок – нужное подчеркнуть)? Как вообще воспитывать детей? Четкого ответа у меня нет. Это они нас, родителей, воспитывают.
Еда – это действительно самый короткий путь к сердцу. А еще еда – это семья, генетическая память. «Мамин борщ», «бабушкины пирожки» – те самые семейные скрепы, на которых все держится. Для детей я готова совершать кулинарные подвиги. Готовлю каждый день, чтобы всем в моем доме – домашним, гостям – было вкусно. В этой книге я впервые делюсь не только историями, но и любимыми рецептами, каждый из которых связан с дорогим для меня воспоминанием. И точно знаю: если однажды кого-то накормила, этот человек – ребенок или взрослый – останется в моей судьбе надолго.
Обстоятельства бывают сильнее нас… Выражение, известное каждому. Но оказывались ли вы в подобной ситуации? Наверняка кто-то ответит, что такое происходит чуть ли не каждый день, а иные, как и герои рассказов, вошедших в этот сборник, никогда этого не признают, какие бы истории с ними ни случились, будь то задержка самолета или смена паспорта. Казалось бы, банальные ситуации, в которые вмешиваются те самые обстоятельства… Но именно они могут раз и навсегда изменить жизнь человека. И как раз в моменты бессилия, когда все идет не по плану, не поддается контролю, когда почва уходит из-под ног от страха и неизвестности, человек оказывается способен на самые удивительные поступки.
Десять лет назад вышла моя книга «Плохая мать». Я начала ее писать спустя две недели после рождения дочери. Мне нужно было выплеснуть на бумагу вдруг появившееся осознание – мы все в определенные моменты боимся оказаться плохими родителями. Недолюбившими, недоцеловавшими, недодавшими что-то собственным детям. «Плохая дочь» – об отношениях уже взрослой дочери и пожилой матери. И она опять об ответственности – уже дочерней или сыновьей – перед собственными родителями. О невысказанных обидах, остром желании стать ближе, роднее.