Беда с этой Мэри - [97]

— Я уверен, что ей это было приятно.

— Именно это она и сказала. Но потом объяснила, что не хочет замуж.

— Да, в этом-то и загвоздка.

Подумав немного, Мэт заявил:

— Возможно, у итальянцев лучше кухня, но зато ирландцы никогда не мирятся с поражением. Верно? Нам следует взяться за ум и что-нибудь придумать. Мы мужчины. Мужчины умеют работать мозгами. Верно, папа?

У Дэна отлегло от сердца, и он крепче сжал руку сына.

— Я люблю тебя, Мэт. Всегда любил и всегда буду любить.

Мэт поцеловал отца.

— Я тоже тебя люблю, папа. А теперь за работу. Нам надо многое обдумать.

Когда на следующий день Мэри появилась в доме родителей, она несла в себе заряд, равный заряду шашки динамита, готовой взорваться. Для нее наступило время сказать свое веское слово, и она решила, что облегчит свою душу. Мать еще горько пожалеет о том, что вмешалась в ее отношения с Дэном.

Но как только Мэри вошла в гостиную и увидела обеспокоенное лицо отца, когда ее оглушила тишина в обычно шумном доме, она инстинктивно вновь почувствовала себя дочерью и все ее мысли о мести испарились.

— В чем дело, папа? Что случилось? Ты выглядишь так, будто кто-то умер.

Отец казался постаревшим лет на десять, морщины на его лице превратились в глубокие борозды.

Ткнув пальцем в глубину дома, Фрэнк ответил:

— Это все твоя мать. Она слегла. Ей совсем худо. Думаю, сердце.

В глазах Мэри появился страх.

— Сердце?

— Ба! — сказала бабушка, повернувшись в качалке так, что бы видеть Мэри, и не обращая внимания на тревогу сына. — София съела на ленч наперченные сосиски. У нее изжога. Я дала ей бромозельцер. Она скоро оправится.

— Ты вызвал доктора, па?

— Нет. Она не позволила. Ты же знаешь, как упряма твоя мать. София сказала, что, если я его вызову, она не выйдет к нему. Она настойчиво повторяла это.

Бросив сумку и свитер на ближайший стол, Мэри обратила укоризненный взгляд на своих пожилых, но не слишком толковых родственников.

— Думаю, пора это сделать. Мне кажется, пора поставить точку.

И, не дав своим родным возможности ответить или упрекнуть ее в недостаточном уважении к их сединам, она проследовала в спальню родителей, стараясь укрепить свою волю перед предстоящей битвой.

Она вошла в комнату и увидела мать, опирающуюся спиной о гору подушек. Лицо ее было таким же бледным, как надетые на них белые вышитые наволочки. Ее правая рука лежала на груди. Крошечные красные розочки, перевитые зелеными стеблями, украшали кремовые обои за ее спиной, и узор этот многократно повторялся на них.

— Мама! — Мэри бросилась к кровати. — Почему ты не вызвала врача? Тебе надо немедленно отправиться в больницу. Я отвезу тебя.

София покачала головой.

— Со мной все будет в порядке. Боль пройдет. — Потом с трагическим видом — а София всегда говорила с пафосом — она вздохнула и перекрестилась. — Мне бы легче было покидать этот мир, Мэри, если бы я знала, что ты замужем.

Прикусив язык, потому что язвительный ответ уже висел на его кончике, Мэри схватила в охапку одеяло, под которым лежала мать, и отбросила его, обнаружив, что та лежит одетой.

— Поднимайся. Мы сейчас же едем в отделение неотложной помощи.

Но София не двинулась с места. Вместо этого она посмотрела на Мэри глазами, полными слез, отчего у той сжалось сердце.

— Я боюсь. Вдруг там обнаружат, что со мной что-то не ладно. А я не хочу знать об этом.

Сев на постель рядом с матерью, Мэри почувствовала, как в сердце ее ожесточение сменяется сочувствием и нежностью. Она взяла Софию за руку. Ей никогда еще не приходилось слышать, чтобы ее мать говорила таким жалобным голосом, никогда прежде она не видела в ее глазах панического страха. София всегда была неколебима, как скала. Она всегда верховодила, всегда была уверена в себе.

Теперь они поменялись ролями, и для Мэри это было внове. Она не привыкла видеть Софию слабой и уязвимой. Она не привыкла видеть мать слишком человечной. Из них Двоих именно Мэри всегда была робкой и неуверенной. Никогда она не думала, что и ее мать может испытывать подобные чувства.

Сейчас одной из них нужно было побороть свой страх и I быть сильной, и, похоже, эту роль Мэри предстояло взять на себя.

— Не глупи, мама. Вероятнее всего, это просто изжога, как и говорит бабушка. Но мы должны быть уверены. Я не хочу потерять тебя.

— Ты добрая девочка, Мэри, даже при всем твоем упрямстве, которое для такой старой женщины, как я, является тяжким испытанием.

Дочь открыла было рот, чтобы выразить протест, но мать не дала ей ничего сказать. И это Мэри не удивило. Последнее слово всегда оставалось за Софией. Даже на ее, как она воображала, «смертном одре».

— Ладно. — Поняв, что Мэри не собирается ей уступать, ее мать наконец сдалась. — Я встану и поеду с тобой к доктору Маджио. Но ни к кому другому. Не хочу, чтобы ко мне прикасались чужие. Не говоря уже о том, какую гадость они едят, я не доверяю им.

— Мама, если бы у них не было хорошего медицинского образования, им бы не позволили практиковать в Соединенных Штатах.

Это были два самых долгих часа в жизни Мэри. И вовсе не потому, что час сорок пять минут она провела в отделении скорой помощи, читая старые номера журнала «Пипл». Кому было интересно, что Шер сделала еще одну подтяжку? Дело было в том, что она с нетерпением ожидала и наконец дождалась, что доктор Маджио сообщил ей: у ее матери отменное здоровье. Он объявил, что София выживет, чтобы уже на следующий день набить себе желудок наперченными сосисками. Бабушка Флора оказалась права: у Софии диагностировали острое несварение желудка и выписали нужный рецепт. Однако те пятнадцать минут, пока Мэри везла мать домой, были хуже некуда, потому что София использовала все малейшие остановки по дороге, чтобы повторять Мэри, как глупо та поступила, отвергнув предложение Дэна.