Беда - [13]

Появилась Даша. Проходя к Кате, сидящей около Иванова, она тихо сказала:

— Костер уже горит.

Иванов увидел Дашу, и по выражению его лица девушки поняли, что он мучительно силится что-то сказать.

Даша склонилась над ним и внятно произнесла:

— Иван Васильевич, мы разожгли костер…

Иванов недоуменно взглянул на нее.

— И поставили греть воду!

Было видно, что Иванов понял и обрадовался услышанному. Он улыбнулся и шевельнул головой, вроде бы кивнул.

V

Все, конечно, понимали, что раз самолет не прилетел в Олекминск, значит, по всей трассе ведутся переговоры и принимаются меры, что объявлен розыск. Поэтому естественно, что все прислушивались и каждый про себя надеялся услышать гул летящего самолета. Временами кому-нибудь казалось, что он уже слышит этот спасительный гул. Однако никто не позволял себе говорить об этом вслух. Первым осмелился сказать об этом громко капитан Фокин. И с того момента каждый считал своим долгом заявить, что слышит звук летящего самолета. Это тревожило всех, настораживало, люди все время к чему-то прислушивались.

Шум горящего костра, шум ветра, расчесывающего мерзлые ветви деревьев, а порой и собственное воображение, подхлестнутое настойчивым желанием, — все воспринималось как вожделенный звук летящего самолета. То и дело кто-нибудь говорил: «Не самолет ли?» И тогда остальные замирали, напряженно прислушиваясь. Затем кто-нибудь печально произносил: «Нет… Это что-то другое». И тогда все вздыхали, стараясь сделать вид, что ничего не произошло.

— Вода вскипела! — влетел Тогойкин. — Дарья Дмитриевна, Екатерина Васильевна! Ваше поручение выполнено! Разрешите принести!

Тогойкина встретили с шумной радостью, словно он совершил какой-то выдающийся поступок. Все оживились, задвигались. Словом, сообщение о пылающем костре и о горячей воде явно подняло дух у людей.

— Неси скорее! Надо помыть раненых!

— Нет! Не надо мыться! — оборвал Дашу Фокин. — К чему это мытье! Сейчас прилетят самолеты.

— Самолеты! — удивился Попов. И, немного помолчав, добавил: — Если даже они и найдут нас, сесть им будет тут нелегко… Так что, я думаю, надо поскорее попить чайку.

— Чайку, чайку! — оживился Коловоротов. — Нам, северным людям, прежде всего необходим чаек… Вася! А тот чай…

Вася Губин тут же протянул Тогойкину плитку чая.

Подкидывая на ладони плитку, Тогойкин вышел. Вскоре он притащил полнехонький бак дымящегося крепкого чая, поставил посередке и тоном победителя провозгласил:

— Чай готов! Сначала пусть напьются лежачие. А мы с тобой, Вася, пойдем…

— Поддерживайте огонь! Постарайтесь там насчет дыма! — крикнул им вдогонку Попов.

Тогойкин побежал, подбросил сучьев в костер и вернулся помочь Губину разобрать сложенное в кучу у самолета имущество.

— Вот сухари! Много сухарей! Занести внутрь?

— Не надо! — сказал Тогойкин, и Вася Губин выпустил куль с сухарями, который он держал в здоровой руке. — Не надо! Еще неизвестно, сколько нам здесь придется пробыть… Будем выдавать понемногу и только больным.

— А тут сахар, — Губин постучал кулаком по маленькому фанерному ящичку. — А вот это соль. А вот это что? Погоди-ка, ведь это…

Тогойкин сосредоточенно разбирал вещи. Хотя он и слышал, что говорил Губин, но слова долетали до него будто сквозь стену. Потому что прислушивался он к другому. А вдруг, пусть хоть с самого края неба, послышится вибрирующий звук летящего самолета? А может быть, где-нибудь, пусть не совсем близко, пролегает тракт, и он услышит гул проходящей машины или скрип саней, стук копыт, или донесутся голоса проезжающих путников…

— Из двух плиток чая одну я уже тебе дал, а вторая вот… Продукты — все!.. Все, уважаемый товарищ… — Вася глубоко вздохнул и тоном человека, впавшего в отчаяние, резко выговорил: — Эх-ма, дружище! Здесь никого нет. Давай мы с тобой договоримся…

— Что? — Тогойкин быстро обернулся и вперил злой взгляд в него. — О чем ты говоришь? О чем мы должны с тобой договориться?

Губин, смущенно улыбаясь, посмотрел на него, потом опустил глаза и, отгребая в сторону снег носком, сказал в замешательстве:

— Да ведь… Греха-то тут никакого… Я бы разок как следует… Пока никто не видит…

— Ты это о чем? Я спрашиваю, о чем ты говоришь, комсомолец Губин! — решительно подступил к нему Тогойкин.

— Тогда сожги все это к чертям! — неожиданно злобно вспылил Губин. — «Комсомолец»! А ты кто, артист, что ли? — Он здоровым кулаком резко ткнул в сторону большой толстой лиственницы. Под ней Даша положила все папиросы. — Тебе легко, ты не куришь!

— Э-э, ну, так я не понял… — теперь уже смутился Тогойкин.

Молча и сосредоточенно они продолжали разбирать манатки, то нагибаясь, то выпрямляясь.

Ракетница с пятью патронами, три перочинных ножа, один из которых его же, Тогойкина, примус. К чему он?..

— Нам сейчас нужнее всего пила и топор, — сказал себе под нос Тогойкин.

Но Вася оставил его слова без внимания.

Тогойкину было явно не по себе. Конечно, он человек некурящий и потому не знает, что значит хотеть курить, да еще так хотеть, что свет становится не мил. По его разумению, человек может так мечтать о пище. Вот голодный человек. А вот она, пища, рядом. О чем же еще он может думать? Естественно, о пище. Ведь не кто иной, а именно он, Вася, держал в руках сухари и предлагал занести их в самолет и поесть, запивая чаем.