Беатриса в Венеции - [5]

Лоренцо в немом протесте поднял руки к небу, хотя при имени синьорины Рицци глаза его как-то странно засверкали. Ему было обидно, что она сразу поняла, зачем он приглашал ее к себе, он рассчитывал, что известие о приезде Вильтара поразит ее, и никак не ожидал, что она узнает об этом чуть ли не в одно время с ним. Он собирался поразить ее этим известием, приготовив ее заранее темными намеками и недомолвками, а между тем она не только уже знала эту новость, но даже так мало интересовалась ею, что могла говорить о каких-то актерах.

— Маркиза, — сказал он с глубоким вздохом, которым хотел выразить порицание ее легкомыслию, — если вы хотели говорить со мной об актерах, то предупреждаю вас, что я плохой для вас собеседник сегодня. Я посылал за вами, как вы верно угадали, потому что Вильтар здесь. Вы знаете Париж и знаете этого человека. Мы надеемся, что вы нам расскажете все, что знаете о нем, чтобы мы могли действовать наверняка, как подобает охранителям народной чести. Эта бумага должна быть отправлена через час к светлейшему принцу. Вы видите, что время дорого, а вы медлите.

Беатриса откинулась на спинку стула и с удовольствием полюбовалась своей фигурой, отражавшейся в одном из огромных зеркал, украшавших эту дивную комнату, и только после этого она не торопясь заметила:

— Почему бы не помедлить, Лоренцо? Если нечего делать, незачем и торопиться. Я была в Париже и знаю Вильтара. Если я скажу вам, что он умен, что вы от этого выиграете? Разве такой человек, как Бонапарт, прислал бы сюда глупца? Сказать вам, что он проницателен, и его не обманешь? Да вы в этом завтра же сами убедитесь. Нет, об этом я не буду говорить с вами. Отправляйтесь куда-нибудь в другое место и поговорите об этом хотя бы с актерами в театре святого Луки: они, может быть, многому научат вас.

Она рассмеялась серебристым смехом, наблюдая за Лоренцо, как он взял листок бумаги и написал что-то своим красивым аристократическим почерком, гармонирующим с его наружностью. Он не обращал никакого внимания на ее насмешки. Ему было важно только дать понять главарям города, что он хорошо знает Вильтара и может дать им полезные советы относительно его. Она сама указала ему путь, по которому он должен следовать, и он со спокойной совестью спешно записал, что с Вильтаром ничего в настоящую минуту сделать нельзя, и что его надо считать опасным человеком.

— Дорогая моя, — проговорил он, обращаясь к леди Беатрисе, — никто лучше вас не знает этого человека: вы говорите, что он умен и проницателен и является послом самого генерала Бонапарта; но в таком случае ведь мы, и без того довольно пострадавшие от требований этого французского авантюриста, отлично понимаем, зачем явился сюда этот человек. Неужели же мы должны и на этот раз покорно исполнить все требования, которые нам будут предъявлены этим Вильтаром? Если совет послушает меня, он быстро покончит с этим господином. Я бы на месте совета в несколько часов изгнал этого Вильтара и всех остальных французов из пределов нашего города: они ведь только приносят нам несчастье, но вы сами знаете, как у нас делаются дела. Начнутся сейчас дебаты, споры, все столы будут немедленно завалены разными документами по этому делу, а Вильтар останется здесь, как волк в овчарне, и, пожалуй, даже с ним будут возиться и нянчиться, так как он послан самим Наполеоном. Все это я предвидел с той минуты, как получил это известие. Это — начало конца, сказал я себе: Венеция потеряла рассудок и обречена на гибель.

Он говорил горячо, как истый фанатик, и Беатриса смотрела на него с сожалением, так как много правды было в его словах, несмотря на то, что они смотрели на дело с разных, вернее, даже противоположных сторон: он думал, что спасение Венеции заключается в открытой войне с Францией, она же твердо верила в то, что только дружба с ней может спасти ее родной город.

— Если Вильтар и будет устранен, то на его место придет кто-нибудь другой, — заметила она с грустью. — Запишите это золотыми буквами и прочтите в сенате, Лоренцо. Пять лет тому назад вам представлялся прекрасный случай обеспечить благосостояние нашего города, но вы отвергли его, а еще раз он уже не представится. Я вам повторяю каждый день одно и то же: если найдется во всей Венеции хоть один способный человек, она будет спасена. Скажите мне: что вы делаете, чтобы спасти ее, где ваша мудрость? Вы открыто восстаете против Бонапарта, не имея никаких способов защиты против него; вы обращаетесь к небу с мольбой увидеть наши страдания и пишете памфлеты, чтобы отомстить за них; вы хотите оттянуть развязку, не думая о том, что слезы женщин уже орошают нашу страну, и на небе видно зарево от наших горящих домов. Пять лет тому назад мы могли бы добиться всего. Этот человек предлагал вам выгодный и почетный союз, но вы отвергли его с бранью и не сдержали ни в чем ваших обещаний. Вам не нужно было союзников, Венеция должна была быть до конца самостоятельна. А теперь, когда уже поздно, когда все потеряно, вы отвечаете Бонапарту тем, что убиваете посланных им сюда людей. Я преклоняюсь перед вашей мудростью, милорд. Как благородная компания убийц, вы не имеете себе равных во всей Европе.