Базирование Военно-морского флота СССР - [10]

В этот момент наш трактор остановили военные, которые объявили, что трактор с телегой реквизируется для военных целей. Они оказались людьми порядочными — вместо реквизированного дали нам подводу с двумя лошадьми. Мы перегрузили свои домашние узлы на телегу, дети сели туда же, взрослые пошли рядом.

В какой-то момент военных в колонне стало не видно. Пошли разговоры, что командование сумело организовать отступавшие части и одиночек в группировку, способную оказывать сопротивление наступавшим немцам. Через некоторое время по колонне распространился слух, что двигаться дальше без военных в глубь калмыцких степей опасно — там бесчинствуют банды, грабя и убивая беженцев. Часть беженцев повернула в сторону Кавказа, на Ставрополь. С ними отправилась и наша подвода.

Немцы нас настигли, когда наша подвода в колонне беженцев ехала по улице села Московское, находящегося недалеко от Ставрополя. Раздались выстрелы и крики: «Немцы, немцы!». Подводы остановились, люди бросились от них прочь.

Побежали и мы в сторону гор. Спрятались в какой-то канаве, осмотрелись. Оказалось, что весь экипаж нашей подводы лежит под одним кустом. Появился страх — что с нами будет? Боялись: раз мы эвакуированные, значит, не хотим жить при немцах, значит, мы их враги, значит, нас надо сразу расстрелять или направить в концентрационный лагерь.

Лежим час, лежим два. Выстрелы прекратились. Надо что-то делать. Выглянули — вроде народ по улице ходит, немецкие машины все едут в одну сторону, а именно к Ставрополю, никто из них по людям не стреляет. Решили эвакуационные листы порвать и выходить из укрытия, а если будет допрос, говорить, что мы не эвакуированные, а просто ехали в гости в Ставрополь, тем более, что у всех там были какие-то знакомые.

Вышли, подошли к нашей подводе. Лошадей нет, подвода пустая, все наши вещи растащены — то ли немцами, то ли местными жителями. У женщин нервный срыв: от немцев уйти не успели, все добро, нажитое годами, разграблено, лошадей нет, возвращаться домой не на чем, и неизвестно, что с нами в ближайшие часы сделают немцы.

У матери был большой кожаный дореволюционный портфель, с которым она не расставалась никогда, с ним же она и спрыгнула с подводы, с ним бежала в горы. В портфеле — документы, деньги, какие-то ценности и, конечно, туалетное мыло, которое было очень большой ценностью. Портфель тяжелый, мать от пережитых волнений еле стоит на ногах, хочется пить.

Подходим к ближайшему дому, просим воды, садимся на скамейку, туда же ставим портфель. Хозяин садится к нам на скамейку — рядом с портфелем. Пьем воду, встаем, оборачиваемся — нет ни хозяина, ни портфеля. Мать идет в дом и просит отдать портфель, хозяин говорит, что никакого портфеля у него нет, а если она будет «возникать», то он позовет немцев и сдаст нас как эвакуированных коммунистов.

Пропажа документов принесла нам впоследствии много хлопот, и каждый раз мы еще и еще раз проклинали этого подлеца.

Весь наш «экипаж» стоял около подводы, чтобы и ее кто-нибудь не утащил. Единственный взрослый мужчина в нашем «экипаже», пожилой глава еврейской семьи, отправился на поиски, которые окончились успехом — он привел двух лошадей с необходимой упряжью. Быстро запрягли и поехали в Сальск.

Проблем с питанием не было, так как вдоль дороги простирались временно бесхозные колхозные поля, сады, молочные фермы, птицефабрики, пчелиные ульи. Через несколько дней немцы все это взяли под свой контроль и жестоко карали за любую попытку попользоваться бывшим колхозным имуществом.

Вблизи Сальска нашу подводу остановили перед немецким контрольно-пропускным пунктом. Рядом с ним большой кусок голой степи был огорожен колючей проволокой, за которой находилось довольно большое количество пленных красноармейцев, евреев и цыган.

Началась проверка документов. Еврейскую семью тут же сняли с подводы и погнали за колючую проволоку, прихватив и меня. Мать бросилась ко мне и стала вырывать у немца. Подошел русский полицейский, стал требовать документы. Документов нет. Мать что-то кричала. В конце концов мне дали пинком под зад.

Домой мы с матерью вернулись с пустыми руками, обнялись с отцом. Зашли в дом, а там пустые кровати — немцы забрали для госпиталя матрацы, одеяла, перины, подушки и простыни. Столько всего насмотрелись, столько всего наслушались, так была радостна встреча с отцом, что. этот грабеж нас уже не тронул. Главное чувство — все живы, все вместе, а все остальное — ерунда.

Был период, когда город оставили советские власти и части Красной Армии, а немцы еще не вошли. Тогда все, что не успели вывезти, было растащено населением. Когда пришли немцы, они вывесили приказ, чтобы население вернуло все, что было растащено из государственного имущества, а в первую очередь — предметы военного обмундирования. Немцы грозили, что лиц, носящих военное обмундирование, будут задерживать и привлекать к строгой ответственности. Естественно, что никто из жителей Сальска ничего немцам не сдал.

После летнего прорыва под Ростовом немцы захватили в плен много красноармейцев, которых сперва держали во временных лагерях. До того как пленных зарегистрируют и каждому присвоят номер, точное количество военнопленных известно не было. Этим пользовалась немецкая охрана, которая за известное вознаграждение отпускала некоторых незарегистрированных пленных на волю.