Баженов - [44]

И чем сильнее будет это единство противоположностей — талантливое проявление национальной самобытности и столь же талантливое отрицание самим автором национальных пережитков, тем сильнее будет разрушительная сила этих творений, тем быстрее изживем мы в своих братьях дурные привычки и зароним в их души семена любви не к национальному, но всемирному.

Так рассуждали маститые представители ордена и их русские апологеты.

Травмированный неудачами, архитектор нуждался в моральном успокоении, в друзьях, в их участии. И именно в это время, когда была сломлена гордыня художника, когда в его душе стало созревать недовольство властью, масоны приблизили к себе Баженова. Они стали убеждать его, что истинных друзей он обретет только в их среде, а душевное успокоение найдет в ложах, в масонских науках, в служении ордену.

Баженов охотно поверил в это, ибо не сомневался, что такие люди, как Николай Иванович Новиков, принадлежавший к ордену, способны лишь на добропорядочность и благие дела во имя справедливости и интересов отечества.

И это было именно то, на что рассчитывали зарубежные мастера, разрабатывая целую операцию по вовлечению в масонство «русского Вольтера» — Новикова, а также по «уловлению» других русских талантов.

Вообще, надо сказать, в те годы почти каждый заезжий иностранец имел соответствующие инструкции и задания от тайных гроссмейстеров своей страны склонять влиятельных русских вельмож к устройству лож по определенному западному образцу. Далеко не все русские масоны, находясь под обаянием свободолюбивых и мистико-романтических масонских лозунгов, обращали внимание на то, что это связано с припятием соответствующих уставов, клятвенных обязательств. Поэтому проникновение масонства шло практически беспрепятственно. В результате, по выражению прусского масона Фишера, в России стали существовать всевозможные масонские «системы, какие только тогда были в ходу»: тамплиерство, иллюминатство, розенкрейцерство, система Циннендорфа, шотландская и английская системы и другие.

Сетью масонских лож были опутаны не только первопрестольная и северная столицы, но и многие периферийные города: Архангельск, Белосток, Вильна, Вологда, Дерпт, Житомир, Казань, Каменецк-Подольск, Кинбурн, Кишинев, Киев, Кременчуг, Кронштадт, Митава, Могилев, Немиров, Нижний Новгород, Одесса, Орел, Пенза, Полоцк, Полтава, Ревель, Рига, Рязань, Сагадуры (в Молдавии), Симбирск, Томск, Харьков, Шклов, Ямбург, Ярославль, Яссы, Феодосия и т. д.

Однако в Петербурге шведским масонам-агентам удалось значительную часть влиятельных российских вельмож, русских масонов, склонить к принятию шведской системы.

Любопытно в этой связи привести некоторые подробности, раскрывающие характер западной масонской стратегии.

Благодаря стараниям шведов с посольством в Стокгольм был направлен еще не искушенный в политике 23-летний царедворец, граф Александр Борисович Куракин, посвященный в масонство на 21-м году жизни. Молодому графу предстояло провести переговоры с Верховной Орденской властью Швеции. Для этой миссии Куракин, не обладавший, кстати, высокими масонскими степенями посвящения, был избран не случайно. И не только потому, что он был мало информирован, любил роскошь и лесть, а посему легко поддавался на уговоры. Но еще и потому, что граф был другом и любимым соучеником Великого князя Навла Петровича, наследника российского престола. Словом, шведы действовали в русле того самого плана: постепенно, с помощью русских масонов, вовлечь цесаревича в орден, заранее, пока он не у дел и не очень осторожен, связать его масонскими обязательствами и клятвами.

Напомним, кстати, что Швеция в те времена была традиционным врагом Российского государства.

Куракина в Швеции ждали, его встретили с великим почтением. В декабре 1771 года герцог Карл Зюдерманландский, рассыпаясь в любезностях, лично посвятил его в шведский масонский орден. Было высказано также пожелание широко и прочно распространить в русских ложах шведскую систему. «Однако условием сообщения высших степеней таинств шведского обряда ставили полное подчинение деятельности русских лож Верховному Орденскому правлению Швеции — Великому Стокгольмскому Капитулу». Куракин подписал такой акт. Адам Левенгаупт, исполнявший обязанности обрядоначальника при посвящении графа в Стокгольме, свидетельствовал в одном из своих писем, что после подписания акта шведские масоны пришли в неописуемый восторг.

Шведские масоны, однако, не выполнили своего обещания, они дали князю не все «акты» и посвятили Куракина далеко не во все «таинства» Капитула, он фактически остался неофитом, малопосвященным. Было обещано, что «недостающее» привезет сам король Густав III. Под благовидным предлогом король не сделал этого и тогда, когда в 1777 году прибыл в Россию. Зато он имел возможность присутствовать на торжествах в его честь в Петербургской ложе Аполлона, лицезреть также членов других дружественных лож, вести с ними секретные доверительные беседы, присмотреться к масонам, коим в недалеком будущем надлежало (под присмотром шведских мастеров) руководить русскими ложами, принявшими шведский обряд.