Базар житейской суеты. Часть 4 - [36]

Ходъ преподаванія, или «Curriculum», какъ обыкновенно выражался достопочтенный Виль, былъ въ его заведеніи устроенъ въ обширнѣйшихъ размѣрахъ, и молодые джентльмены на улицѣ Оленей безъ труда могли усвоить себѣ окончательные результаты всѣхъ искусствъ и наукъ, извѣстныхъ современному міру. Къ ихъ услугамъ предложены были глобусы, небесный и земной, электрическая машина, токарный станокъ, театръ, устроенный въ прачешной, химическіе аппараты и отборная библіотека изъ всѣхъ писателей, древнихъ и новыхъ, писавшихъ на всѣхъ европейскихъ и нѣкоторыхъ азіатскихъ языкахъ. Достопочтенный Виль водилъ своихъ питомцевъ въ «Британскій Музеумъ», и разсуждалъ съ ними тамъ о разныхъ археологическихъ статьахъ и предметахъ естественной исторіи съ такимъ удивительнымъ краснорѣчіемъ и глубокомысліемъ, что вся публика Музеума съ наслажденіемъ слушала знаменитаго профессора, владѣющаго такими энциклопедическими свѣдѣніями. Вся улица Оленей была преисполнена глубочайшаго уваженія и удивленія къ всеобъемлющему педагогу. Разсуждая безъ умолку обо всѣхъ возможныхъ предметахъ, достопочтенный Виль всегда старался вклеить въ свою рѣчь латинскій или греческій эпитетъ, какой только могъ отыскаться въ словарѣ: это было, въ его глазахъ, однимъ изъ величайшихъ средствъ пріобрѣтенія громкой славы между профанами, которые, какъ извѣстно, всегда удивляются тому, чего не понимаютъ. Должно притомъ замѣтить, что онъ старался протягивать и округлять свои періоды, какъ Цицеронъ, и рѣчь его принимала торжественный тонъ даже въ такихъ случахъ, когда глубокомысленный профессоръ толковалъ о простыхъ житейскихъ дѣлахъ.

Однажды, когда мастеръ Джорджъ пришелъ въ школу, достопочтенный Виль обратился къ нему съ слѣдующею рѣчью:

«Возвращаясь вчера ночью съ учено-литературнаго вечера у превосходнѣйшаго друга моего, доктора Больдерса — это великій археологь, милостивые государи, прошу васъ замѣтить, великій археологъ — я вдругъ, ex improviso, или правильнѣе, ex abrupto, долженъ былъ, проходя по Россель-Скверу, обратить вниманіе на то, что окна въ истинно джентльменскихъ чертогахъ вашего высокочтимаго и уважаемаго мною дѣда, были иллюминованы великолѣпно, какъ-будто для нѣкоего торжества, или правильнѣе — пиршества. Итакъ, мастеръ Джорджъ, справедлива ли моя ипотеза, что мистеръ Осборнъ принималъ въ своемъ палаццо великолѣпное общество гостей, magnificentissimam spirituum ingeniorumque sacietatem?»

Юный Джорджъ, неистощимый въ остроуміи, передразнивалъ съ большимъ успѣхомъ мистера Виля, и смѣялся надъ нимъ въ глаза. На этотъ разъ, однакожь, отвѣчалъ онъ очень скромно, что догадка почтеннаго профессора совершенно справедлива.

«Нѣтъ, конечно, ни малѣйшаго сомыѣнія, милостивые государи, продолжалъ профессоръ, что особы удостоившіяся чести быть приглашенными въ домъ мистера Осборна, остались вполнѣ довольными его гостепріимствомъ. Я самъ не разъ былъ очсвиднымъ свидѣтелемъ пиршествъ, производившихся въ домѣ высокопочтеннѣйшаго негоціанта. (Замѣчу здѣсь кстати, мастеръ Осборнъ, что сегодня вы пожаловали къ намъ слишкомъ поздно, и вы уже не однажды погрѣшаете въ этомъ отношеніи.) Да, милостивые государи, я самъ, не смотря на скромное положеніе, занамаемое мною въ свѣтѣ, удостоивался приглашеній въ домъ мистера Осборна, и персонально принималъ участіе въ его изящномъ гостепріимствѣ. И хотя я раздѣляю по временамъ трапезу съ людьми великими и благородными въ полномъ смыслѣ этого слова — къ нимъ между прочимъ, ex jure et lege отномится превосходный другъ мой и патронъ, высокопревосходительный милордъ Джорджъ Барикрисъ — однакожь, тѣмъ не менѣе, милостивые государи, принимаю на себя смѣлость увѣрить всѣхъ васъ вообще, и каждаго въ томъ, что гостепріимный столъ британскаго негоціанта роскошенъ и великолѣпенъ столько же, какъ у перааго вельможи сей столицы. И такъ, мистеръ Блоккъ, мы остановились на интересномъ мѣстѣ эвтропіевой исторіи, когда помѣшалъ намъ мистеръ Джорджъ своимъ позднимъ прибытіемъ въ классъ. Продолжайте, сэръ, прошу васъ покорнѣйше.»

И этотъ великій мужъ, свѣтило всѣтъ искусствъ и наукъ, принялъ на себя первоначальное образованіе маленькаго Джорджа. Амелія весьма часто не доискивалась никакого смысла въ его высокопарныхъ фразахъ, и по этой самой причинѣ считала его чудомъ глубочайшей эрудиціи. Имѣя въ виду особыя таинственныя цѣли, бѣдная вдова познакомилась и подружилась съ мистриссъ Виль. Она любила присутствовать въ стѣнахъ учебнаго заведенія, и наблюдать, когда приходилъ ея Джорджинька. Повременамъ мистриссъ Виль препровождала къ ней пригласительные билетики на «Conversazioni», производившіяся одинъ разъ въ мѣсяцъ, какъ обозначено было на розовыхъ карточкахъ, гдѣ греческими буквами напечатано было: «Аѳины». На этихъ вечерахъ знаменитый профессоръ угощалъ своихъ пріятелей и питомцевъ душистымъ чаемъ и поучительной бесѣдой! Мистриссъ Эмми ни разу не пропускала этихъ «Conversazioni», и считала ихъ восхитительными до той поры, пока Джорджинька сидѣлъ подлѣ нея. И какая бы ни была погода, Амелія на другой день по-утру, опять приходила къ мистриссъ Виль и приносила ей искреннее благодареніе за восхитительный вечеръ, въ которомъ она принимала личное участіе, но какъ-скоро классы оканчивались, и Джорджинька уходилъ домой въ сопровожденіи мистера Раусона, бѣдная мистриссъ Осборнъ надѣвала шляпку, шаль, и немедленно отправлялась на Аделаидины Виллы.