Базар житейской суеты. Часть 2 - [35]

Физіономія мистера Осборна, когда онъ пришелъ въ Сити въ свой урочный часѣ, поразила всѣхъ конторщиковъ и писарей, которые давно привыкли слѣдить за ея измѣненіями, заранѣе предъугадывая, въ какомъ расположеніи духа будетъ ихъ принципалъ. Мистеръ Осборнъ былъ страшно блѣденъ и угрюмъ. Въ двѣнадцать часовъ явился въ контору мистеръ Гиггсъ, нотаріусъ и стряпчій, извѣстный своею опытностью въ юридическихъ дѣлахъ. Его впустили въ кабинетъ принципала, и тамъ онъ пробылъ съ нимъ взаперти около часа. Мистеръ Чопперъ между-тѣмъ получилъ еще письмо отъ капитана Доббина, со вложеніемъ записки для мистера Осборна, которую Чопперъ тутъ же отдалъ по назначенію. Въ скоромъ времени мистеръ Чопперъ и мистеръ Берчъ, младшій конторщикъ, были потребованы въ комнату негоціанта, чтобы засвидѣтельствовать какую-то бумагу;

— Я сдѣлалъ новое завѣщаніе, господа, сказалъ мистеръ Осборнъ, — прошу васъ подписаться,

Чолперъ и Берчъ подписались.

Больше не произошло между ними никакого разговора; никакихъ объясненій. Мистеръ Гиггсъ, выходя изъ конторы, пристально заглянулъ въ лицо мистера Чоппера, но не сказалъ ему ни слова. Замѣтили вообще, что мистеръ Осборнъ былъ удивительно спокоенъ и деликатенъ весь этотъ день, къ изумленію всѣхъ особъ, первоначально ожидавшихъ отъ него страшной бури. Никого не побранилъ онъ, никому даже не сдѣлалъ легкаго выговора. Выходя изъ конторы (очень рано, противъ обыкновенія), онъ еще разъ подозвалъ къ себѣ главнаго конторщика, и сдѣлавъ ему какія-то общія замѣчанія, спросилъ послѣ нѣкотораго колебанія:

— Не знаете ли вы, Чопперъ, въ городѣ капитанъ Доббинъ или нѣтъ?

— Кажется, что въ городѣ, а впрочемъ не знаю, сэръ.

Напротивъ, они оба превосходно знали, что кептенъ Доббинъ еще не думалъ выѣзжать изъ англійской столицы.

Осборнъ взялъ письмо, адрессованное къ этому офицеру и, подавая его Чопперу, приказалъ немедленно отдать въ собственныя руки капитана Доббина.

— И вотъ теперь, Чопперъ, сказалъ онъ, надѣвая шлялу, и бросая странный взглядъ, — на душѣ у меня будетъ легко. Гора свалилась съ моихъ плечь.

Лишь-только пробило два часа, въ контору явился мистеръ Фредерикъ Буллокъ, призванный безъ сомнѣнія заранѣе къ этому сроку. Онъ и мистеръ Осборнъ пошли вмѣстѣ — вѣроятно на Россель-Скверъ.

Полковникъ Трильйоннаго полка, въ которомъ служили господа Доббинъ и Осборнъ, былъ старый и заслуженный воинъ, сдѣлавшій свою первую кампанію подъ командой Вольфа при Квебекѣ. По слабости здоровья онъ уже не могъ состоять на дѣйствительной службѣ, и считался только номинальнымъ главой Трильйоннаго полка; но это не мѣшало ему слѣдить за военными событіями, и онъ охотно приглашалъ къ своему столу молодыхъ офицеровъ; отличаясь радушіемъ и гостепріимствомъ, рѣдкимъ въ наше время. Капитанъ Доббинъ пользовался особенною благосклонностію этого стараго генерала. Доббинъ хорошо былъ знакомъ съ военной литературой, и могъ разсуждать о походахъ Фридриха Великаго съ такою же отчетливостью, какъ самъ генералъ, равнодушный къ современнымъ тріумфамъ, и котораго сердце продолжало жить съ великими тактиками прошлаго вѣка. Маститый герой пригласилъ Доббина на завтракъ въ то самое утро, когда мистеръ Чопперъ надѣлъ свой праздничный фракъ для предполагаемаго визита. Генералъ, двумя днями раньше, извѣстилъ молодаго офицера о томъ, чего ожидали всѣ, то-есть, о походѣ въ Бельгію противъ Французовъ. При этомъ старый воинъ изъявилъ лестную надежду, что Трильйонный полкъ, разбившій нѣкогда Вашингтона въ Сѣверной Америкѣ и задавшій урокъ мистеру Монткаму въ Канадѣ, поддержитъ и теперь, на поляхъ нидерландскихъ, свою историческую славу.

— Поэтому, любезный другъ мой, si vous avez, par exemple, quelque affaire lаbas, сказалъ старый генералъ, взявъ щепоть табаку своею бѣлою, дрожащею рукой, и указывая потомъ на черное пятно своего халата, подъ которымъ еще довольно слабо билось его сердце, — если, примѣромъ сказать, вамъ надобно утѣшить какую-нибудь Филлиду, или проститься съ своими добрыми родителями, или составить завѣщаніе, то я рекомендую вамъ покончить всѣ эти дѣла безъ малѣйшаго замедленія.

Съ этими словами, генералъ подалъ руку молодому офицеру, и привѣтливо кивнулъ ему своею напудренною головой. Оставшись потомъ одинъ, онъ началъ сочинять какую-то записку на французскомъ языкѣ, такъ-какъ этотъ діалектъ былъ его пассіей въ продолженіе всей жизни.

Вѣсть о походѣ озадачила капитана и сообщила серьезное направленіе его мыслямъ. Онъ подумалъ о своихъ брайтонскихъ друзьяхъ, и тутъ же, со стыдомъ, признался самому себѣ, что Амелія прежде всѣхъ пришла ему въ голову. Да, такъ точно; онъ заботился о ней гораздо болѣе, чѣмъ о своей матери, объ отцѣ, о сестрахъ, о всѣхъ своихъ обязанностяхъ, и онъ думалъ о ней только во снѣ и наяву. Это, однакожь, не мѣшало ему быть дѣятельнымъ и расторопнымъ. Воротившись въ гостинницу, онъ немедленно отправилъ коротенькую записку къ мистеру Осборну-старшему, сообщая ему полученное извѣстіе, которое, думалъ онъ, наведетъ его да миролюбивыя чувства въ отношеніи къ сыну.

Эта записка, принесенная въ контору тѣмъ же лицомъ, отъ котораго наканунѣ Чопперъ получилъ гостепріимное приглашеніе, значительно обезпокоила достойнаго конторщика, такъ-какъ адресъ былъ сдѣланъ на его имя. Онъ сорвалъ печать дрожащею рукой, воображая, что капитанъ, вслѣдствіе непредвидѣнныхъ обстоятельствъ, отложилъ свой обѣдъ, но сердце его мгновенно успокоилось, когда онъ прочиталъ слѣдующія слова, начертанныя рукою капитана: