Базар житейской суеты. Часть 2 - [33]

Когда подали пирожное, мистеръ Осборнъ обозрѣлъ безпокойнымъ взоромъ всѣхъ присутствующихъ, и потомъ глаза его вперились въ приборъ, поставленный для Джорджа. Черезъ минуту онъ молча указалъ на него своею лѣвою рукою. Дочери не поняли, или, быть можетъ, притворились, что не понимаютъ этого сигнала. Лакеи тоже не поняли его.

— Убрать отсюда и никогда больше не ставить этотъ приборъ! сказалъ наконецъ мистеръ Осборнъ-старшій, выходя изъ-за стола и бросая салфетку.

Затѣмъ онъ пихнулъ ногою стулъ, на которомъ сидѣлъ, и пошелъ въ свою собственную комнату.

Позади столовой мистера Осборна былъ особенный покойчикъ, слывшій въ этомъ домѣ подъ названіемъ кабинета. Эта комната посвящена была самому хозяину дома. Сюда мистеръ Осборнъ отправлялся по воскреснымъ утрамъ, какъ-скоро не думалъ идти въ церковь, и здѣсь, развалившись въ малиновыхъ креслахъ, онъ читалъ утреннія воскресныя газеты. Здѣсь, вдоль одной стѣны, стояли два книжные шкафа подъ стекломъ, въ которыхъ содержались капитальныя произведенія національной литературы въ золотыхъ переплетахъ. Это были: календари за нѣсколько лѣтъ, нѣсколько томовъ журнала: «Листокъ для свѣтскихъ людей» (Gentlemen's Magazine), проповѣди Блера, англійская исторія господъ Юма и Смоллета, и еще нѣсколько книгъ назидательнаго содержанія. Отъ начала и до конца года, мистеръ Осборнъ-старшій не бралъ въ руки ни одного изъ этихъ волюмовъ; тѣмъ не менѣе, однако жь, никто изъ членовъ его семейства не смѣлъ къ нимъ прикоснуться подъ опасеніемъ строжайшихъ взысканій. Изрѣдка только, въ воскресные вечера, какъ-скоро не было гостей, мистеръ Осборнъ собственноручно снималъ съ полки одну и ту же назидательную книгу, и читалъ ее во всеусльшаніе внимательному собранію. Ни одинъ членъ хозяйственнаго заведенія, ни дитя, ни слуга, не могли переступить черезъ порогъ этой комнаты безъ тайнаго трепета. Здѣсь мистеръ Осборнъ повѣрялъ счетъ ключнницы, и пересматривалъ погребную книгу своего буфетчика. Отсюда онъ черезъ широкій дворъ, устланный щебнемъ, могъ наблюдать конюшню, куда былъ проведенъ колокольчикъ, и дѣлать выговоры кучеру какъ-скоро тотъ по его призыву, становился, снявъ шляпу, передъ окномъ его кабинета. Четыре раза въ годъ, миссъ Виртъ входила въ эту комнату за полученіемъ своего жалованья, и здѣсь же дочери его получали свое четвертное награжденье. Въ этой самой комнатѣ, Джорджъ, въ продолженіе своего дѣтства и первыхъ отроческихъ лѣтъ, подвергался наказанію отъ отцовской руки, тогда-какъ его мамаша сидѣла, съ замираніемъ сердца, на лѣстничныхъ ступеняхъ, прислушиваясь къ ударамъ розги. Когда Джорджъ выходилъ изъ кабинета, мать цаловала его тайкомъ, и ласкала, и лелѣяла, и давала ему денегъ на бонбошки.

Надъ каминной полкой возвышалась фамильная картина, принесенная сюда изъ залы послѣ кончины мистриссъ Осборнъ, Джорджъ сидѣлъ здѣсь на крошечной лошадкѣ, тогда-какъ сгаршая сестрица подавала ему роскошный букетъ цвѣтовъ; младшую вела подъ руку счастливая мать всей этой семьи. У всѣхъ дѣтей были розовыя щечки и алые ротики, полуоткрытые для улыбми, которую художникъ портретистъ изобразилъ превосходно. Но прошли года, и сцѣна измѣнилась. Собствевный портретъ мистера Осборна, гдѣ, вмѣстѣ съ нимъ, изображены были его большая серебрянная чернилица и кресла, занималъ до сихъ поръ почетное мѣсто въ столовой.

Въ этотъ-то кабинетъ удалился теперь старикъ Осборнъ, къ явному удовольствію и отрадѣ остальныхъ членовъ своего семейства. Когда слуги вышли изъ столовой, молодыя леди завязали довольно бѣглый разговоръ между собою въ тихомолку; но скоро потомъ, для вящшей безопасности, отправились къ себѣ наверхъ. Мистеръ Буллокъ послѣдовалъ за ними на цыпочкахъ, укрощая по возможности скрыпучесть своихъ неугомонныхъ сапоговъ. У него недостало храбрости сидѣть одному въ столовой, за бутылкою вина, въ такомъ близкомъ сосѣдствѣ съ ужаснымъ джентльменомъ.

Вечеромъ, спустя уже часа полтора послѣ сумерекъ, буфетчикъ, не получавшій никакихъ приказаній, осмѣлился постучаться въ дверь кабинета и войдти туда съ чаемъ и восковыми свѣчами. Мистеръ Осборнъ сидѣлъ въ креслахъ, притворяясь, будто читаетъ газету, когда слуга, поставивъ на столъ чай и свѣчи, удалился, онъ всталъ съ своего мѣста и заперъ за нимъ дверь. Въ эту пору уже нельзя было ошибаться въ сущности дѣла; всѣ и каждый изъ обитателей дома знали положительно, что случилась какая-то бѣда, имѣвшая, вѣроятно, гибельную связь съ постояннымъ отсутствіемъ молодаго господина. Въ большомъ блестящемъ комодѣ изъ краснаго дерева былъ у мистера Осборна особый ящикъ, посвященный исключительно дѣламъ и бумагамъ его сына. Здѣсь хранились всѣ документы Джорджа съ его дѣтскихъ лѣтъ: прописи, рисовальныя книги, школьныя тетрадки, гдѣ всюду виднѣлся почеркъ малютки или его бывшаго учителя. Здѣсь также были его первыя письма, которыя посылалъ онъ въ родительскій домъ изъ пансіона доктора Свиштеля, свидѣтельствуя почтеніе папашѣ и мамашѣ, и выпрашивая у нихъ деньжонокъ на тминныя коврижки. Имя крестнаго папеньки Седли упоминалось въ нихъ довольно часто. Проклятіе задрожало на блѣдныхъ губахъ старика, и ненависть змѣею обвилась вокругъ его сердца, когда онъ встрѣтилъ это имя. Всѣ эти документы были перемѣчены, занумерованы и перевязаны красными снурками. Отмѣтки на нихъ были такого рода: «Отъ Джорджа. Проситъ пять шиллинговъ. Апрѣля 25. 18… Отвѣтъ посланъ апрѣля 27.» — Или: «Просьба насчетъ лошадки, октября 13» и т. д. Въ другомъ пакетѣ содержались «Отчеты доктора Свиштеля», «счеты портнаго, работавшаго на Джорджа» и прочая. Затѣмъ слѣдовали его письма изъ Вест-Индіи, письма его агента, и газетные листки, гдѣ говорилосъ о порученіяхъ, данныхъ полку, въ которомъ служилъ мистеръ Джорджъ Осборнъ. Здѣсь также, въ этой завѣтной комнатѣ, висѣла плетка малютки Джорджа, и хранился медальнонъ съ его волосами, который, въ бывалые дни, носила его мать на своей груди.