Базалетский бой - [19]

Понятно, Саакадзе и все «барсы» не хуже арагвинца умели распознавать шалости неба. И не успело невинное облачко зацепиться за острый луч солнца, как «барсы» помчались к караван-сараю. Где-то внизу Эрасти разглядел несущихся арагвинцев. Тем лучше, встреча произойдет как бы случайно. С кем? Наверное, не с друзьями.

Отряхивая град со своих бурок, «барсы» оживленно переговаривались.

— Прямо скажу, — с притворной озабоченностью ощупывая лоб, произнес Пануш, — наши головы из камня, иначе как уцелели?

Перешагнув порог, Саакадзе быстрым взглядом окинул помещение и в изумлении остановился. Все можно было предположить: бегство мегрельского придворного, переселение напуганного картлийского князя, даже отступление хана. Но отставная царица Мариам! Но арагвинцы, которые, словно окаменев, неподвижно стояли посреди комнаты!

Поймав устремленный на нее взгляд страшного Моурави, Мариам дико вскрикнула: «Спасите! Спасите!». Но никто не услышал ее протяжных криков, как и воплей Нари и мольбы служанок. Град с нарастающей силой, словно каменный, бил по крыше, по подоконникам, подпрыгивал на деревянном балконе. Разинутые рты арагвинцев и полные ужаса глаза женщин развеселили «барсов». Сдерживая улыбку, Саакадзе рукояткой плетки поднял подбородок низко склоненного перед ним хозяина.

— Ты что, пыльный бурдюк, с ума сошел? Как принимаешь царицу Мариам?

Каравансарайщик, с трудом преодолевая робость, промямлил:

— Батоно! Откуда мог знать, что царица она? Сколько ни спрашивал голоса не подавала. Только ты можешь перекричать гром! Разве, батоно, бог позволил святому Илье швыряться ледяными орехами осенью? Где весну провел? Почему тогда града не сбросил, а…

— Хорошо, — засмеялся Саакадзе, — иногда и пророки любят пошутить. Принеси лучшие ковры, бархатные мутаки. Наверно, для князей припас?

— Для Великого Моурави тоже.

— Столик арабский поставь, наверно, для богатых купцов держишь.

— Для знатных «барсов» тоже.

— Лучшие кушанья подай. Скажи повару — царица в гости к Зурабу Эристави едет, должен угодить, иначе Арагвский князь голову каравансарайщику снимет.

Мариам не могла опомниться от изумления. Она тоже сквозь раскаты грома и град слышала Моурави, а в горле у Нари не переставало что-то клокотать. Служанки кинулись помогать хозяину. И вскоре Мариам, вновь обретшая свой сан, величественно восседала на мягких подушках, разбросанных на разостланном ковре. Расстелили ковер на полу к близко к ногам Мариам придвинули арабский столик. Забегали слуги с подносами, кувшинами, появилось блюдо с фруктами, запахло пряными яствами.

Но когда хозяин, не переставая кланяться, обратился с просьбой к Саакадзе оказать честь кипящему чанахи и прохладному вину, то, к радости, услыхал, что «барсы» спешат и, как только пророкам надоест игра в лело, выедут. А вино пусть подаст всем азнаурам.

Переглянувшись с Даутбеком и Ростомом, Саакадзе подошел к Мариам и еще раз отдал почтительный поклон.

Совсем растерявшись, Мариам стала его расспрашивать о семье, о Хорешани, которая, «да простит ей бог», совсем забыла царицу, воспитавшую ее, как дочь.

Град утихал, и уже можно было говорить не надрываясь. Саакадзе, развлекая царицу, учтиво сидел на поднесенном ему табурете.

Увидя приближающихся Даутбека и Ростома, «трехглазый», предусмотрительно расположившийся с арагвинцами на противоположной стороне длинного помещения, незаметно приблизил руку к оружию. «Барсы» усмехнулись.

— С каких пор азнауры приветствуют друг друга оружием?

— Какой я азнаур? Сам знаешь, уважаемый Даутбек, доблестный Нугзар из мсахури перевел.

— А мы, по-твоему, из царей вылупились?

— Хоть не из царей, уважаемый Ростом, все же царские азнауры выше княжеских, выше даже церковных.

— Большую новость сообщил! Все же знай: азнаур есть азнаур — высший, низший, все равно одно сословие. Значит, амкары по оружию.

Польщенный арагвинец подкрутил ус и предложил выпить. Ростом сейчас же велел подать лучшего вина.

— Нарочно сюда свернули, — начал Ростом, чокаясь с арагвинцами. Госпожа Русудан о матери беспокоится.

— Княгиня Нато совсем здорова.

— Не о том… Персы кругом, как рискнула вернуться в Ананури?

— Персы уходят.

— Как так?! — изумился Ростом. — Разве Хосро больше не опасается, что хевсуры, пшавы и мтиульцы прорвутся к Моурави?

— Не знаю, как мирза, но мой князь…

— Не опасается, — хитро прищурился другой арагвинец. — Разве до вас дошло, что почти все ушли в Тушети?

— Не совсем все, — едва скрывая волнение, проговорил Даутбек и, оглянувшись, придвинулся к арагвинцу, — царь Теймураз, пока не соберет вдвое больше войска, чем у Исмаил-хана, не нападет на Кахети.

— А вы откуда узнали, что царь Теймураз в Тушети? — воскликнул пораженный арагвинец.

Незаметно переглянувшись с Даутбеком, Ростом понизил голос:

— Не очень кричи, Миха, еще до Хосро-мирзы дойдет.

— Уже дошло, потому больше о Тбилиси думает, чем об Ананури. Все же мой князь Зураб, для спокойствия княгини Нато, настоял, чтобы тысяча дружинников Андукапара охраняла горы. Уже цепью стоят от Пасанаурского ущелья до верхней тропы. — Арагвинец ехидно прищурился: — Выходит, все равно ни горцы к вам, ни вы к горцам в гости не пожалуете.