Байки старого еврея - [10]
– Что, сели?
– А разве не видно? – неприветливо ответил мой друг.
– Мы пришли вам помочь. Всего-то пятьсот рублей или пять долларов, недорого.
Как по мановению волшебной палочки из-за спины второго «благодетеля» появился трос, подъехал трактор. Спустя несколько минут наш жигулёнок был на трассе. Рассчитавшись, я предложил ребятам сообща засыпать песком гололёд. В ответ я, к удивлению, услышал хохот. Отсмеявшись, один из «спасителей» как на духу признался:
– Это же наш бизнес.
– Вы что, специально здесь дежурите?
– Конечно, к тому же следим, чтоб гололёд, так сказать, соответствовал.
– Но это же опасно, могут пострадать люди!
– Зря вы так. Мы ж с понятием. Мы ж не звери какие, следим, чтобы толщина снега была достаточной. Если надо, подсыпаем.
– У вас что, кооператив?
– Конечно. Дорожный. Мы за состоянием дороги следим, а это так, приработок.
Мы продолжили свой путь. «А что эти пацаны будут делать, когда снег сойдёт?» – прервал молчание мой друг.
Думается мне, что они найдут выход из любой ситуации. К примеру, гвоздей накидать, а в кювет сенца подкинуть. Богата на таланты земля русская!
Важнейшее из искусств (Офелия)
В Советском Союзе в фойе любого кинотеатра красовалось изречение вождя мирового пролетариата: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино».
Высоколобые интеллектуалы мне доказывали: мол, фраза искажена, вождь говорил не то и не об этом. А я не согласный! Ничегошеньки эти умники не понимают. Вождь был прав! В той стране, при той жизни, безусловно, кино было важнейшим из искусств. Ну что, пролетарий в публичную библиотеку пойдёт или, того хуже, в театр на балет? У кино есть масса преимуществ. Можно с подругой устроиться в последнем ряду. А можно, если нет подруги, купить пузырь портвейна, устроиться опять же в заднем ряду и, через соломинку попивая портвешок, посматривать кино! Да ни в один театр вас с портвейном не пустят. Прав был Картавый: кино – важнейшее из искусств! А как говорил народ? Жизнь как в кино. Вы слышали такое выражение: «Жизнь как пьеса»? Нет! Да и не могли: бесконечно далёк театр от народа. Вот этой близостью к массам я и объясняю такой феномен, как массовка. В массовке вы не найдёте случайных людей. Тут фанаты. Кто за несчастный трояк будет в дождь и снег или под палящим солнцем в течение всего дня, скажем, изображать сложнейшую роль канавокопателя? Только человек, беззаветно преданный важнейшему из искусств. Да не в деньгах дело! Если повезёт, можно подойти да хоть к самому Александру Демьяненко и попросить вместе сфоткаться. И, что ценно, он не откажет. А потом в приличной компании, опять же под портвешок, как бы невзначай сказать: «Я тут недавно с Демьяненко в кино снимался». И документ о стол хрясть! Чтоб не вякали разные! А на фотке по диагонали: «Другу Васе от Саши». Всё! Ты в авторитете! Правда, бывают и промашки. На съёмках «Звезды пленительного счастья» один из массовки затерялся. А если быть честным, немножко сильно лишку перебрал, согреваясь водочкой, да так и заснул в каземате Петропавловской крепости, где изображал солдатика императорской армии. Проснувшись в каземате в одиннадцатом часу вечера, он, как был в лосинах и кивере с деревянной сабелькой на боку, пошёл к «Ленфильму». Велика была его тяга к искусству, к прекрасному, но подлые опричники, сиречь милиционеры, задержали солдата Его Императорского Величества для проверки документов. Он им так и сказал: «Руки прочь от солдата Его…» Эти ничтожные людишки даже не дали ему договорить, а тут же стали вязать! Он было пытался выхватить саблю, но она была выстругана из одного куска дерева. Сеча не задалась на корню. Но эта сцена меркнет на фоне того, что произошло буквально через неделю на съёмках всё той же «Звезды пленительного счастья».
В тот день по каким-то делам я забрёл на Заячий остров, где шли съёмки этой картины. Снимали сцену казни декабристов. Всё шло своим чередом. В основном всё происходило вокруг виселицы. Каскадёры в очередной раз проверили свои приспособления: страховочные пояса, надеваемые актёрами, к которым крепился тонкий трос, другим концом соединённый с перекладиной виселицы. Все были готовы, кроме одного актёра. Он был в ранге звезды кино и мог себе такое позволить. В том кинематографе почему-то считалось шиком заставлять других себя ждать. Объявили перерыв. Меня окликнули: «Андрей, иди к нам, выпей кофе». Я оглянулся. Из машины звукозаписи мне приветливо махал приятель. Уже подымаясь в машину, я услышал пронзительную трель милицейского свистка и дикий мат. Обернувшись, увидел картину, повергнувшую меня в шок. Было отчего! Воспользовавшись тем, что администратор не выставил охрану виселицы, зеваки из толпы, а вместе с ними и массовка облепили её. Самые активные взобрались на скамейку, установленную под петлями, и просунули туда, в петли, головы! Представьте себе картину. 1974 год. В центре Ленинграда установлена виселица. Под ней с петлёй на шее стоит придурок, изображающий повешенного, а другой идиот его фотографирует! Понятно, что эти малодумающие человеческие особи ничем опорочить лучшее в мире социалистическое государство не хотели, но милиционеров, их задержавших, это не интересовало. Они, заломив им руки, стаскивали их с помоста и волокли в неизвестно откуда взявшиеся «воронки». Происходящее фотографировали все: и их приятели, и зеваки из толпы, и, само собой, интуристы. Забегая вперёд, скажу, что это было главным обвинением на парткоме, куда был вызван директор картины. Его – слава богу, не 37 год – обвинили всего лишь в халатности, а не в идеологической диверсии. А тем временем под виселицей шёл бой. Милиция из оцепления сгоняла «шутников» с помоста и отнимала фотоаппараты, засвечивая в них плёнку. Мне запомнился один из этих любителей острых ощущений. Когда скамейку, на которой должны были стоять «декабристы», унесли и, казалось, инцидент был исчерпан, он, вбежав на помост, подпрыгнул, ухватившись руками выше петли, и просунул в неё голову! Держась за канат, с петлёй на шее он кричал своему другу: «Петя! Ты снял? Точно? Давай ещё разок!». Но вдруг хватка его ослабла, руки проскользнули чуть ниже, и вот он уже захрипел. Спас его бригадир каскадёров, в последнюю секунду приподняв его и вынув, уже задыхавшегося, из петли. Когда же его привели в чувство, он спросил у фотографировавшего его друга: «Классные фотки вышли, да?». А теперь о том, как попадают в массовку. По-разному. Можно в газете прочесть: мол, так и так, приглашаем для участия в съёмках юношей и девушек. А бывает, идёт человек по улице – и вдруг – бац! – пригласили его сниматься в кино. Да не в массовке, а в групповке. Это та же массовка, но не более десяти человек, для избранных. Они и держатся, не смешиваясь со всеми. Они ж почти актёры! У них и роль, и слова. Что-нибудь: «Вас здесь не стояло!». И оплата. Не трояк, а целых 4 рэ12 коп., как раз на бутылку, обмыть незабываемый день!
Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.
Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.
Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.
В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.