Байки - [4]
– А после? – выдавил я.
– Ну, когда ноги перестанут заплетаться, я разрешу вам трогать её. Вот так, – и она расстегнула ещё одну нижнюю пуговицу халата.
– А после? – опять не удержался я.
– Да что ты заладил – после да после. Трогать научишься, будем поднимать. Сперва все вместе, а после – кто выживет. На команду бросим, все будете разбегаться. Кто первый выскочит из под штанги, того на выписку.
– А кто не выскочит?
– Ты меня уже достал. Тупой или придуряешься? Сам знаешь – кто не выскочит, опять будем складывать и сшивать.
На душе у меня стало холодно, а ниже сыро. Что же это, думаю я, так ведь можно перекалечить всю больничную паству, но смолчал.
Ходили мы вокруг штанги впятером, один другого дохлее. Ходили пять минут. Кто до глубокой одышки, кто до приступа. Мне эти пять минут показались длиннее суток.
– Не пугайтесь, – сказала на прощанье тренерша, – вчера один схватил штангу, и чуть с собой не унёс. Еле отобрали. Правда, он был из психоневрологического отделения, он и сейчас ещё связанный лежит, даже погнул её немного. Бедная…, – и ласково погладила она штангу.
Дотащившись до палаты, стал раздумывать, как же мне выжить в современных методиках лечения.
Но всё же я обманул всех. Сколько меня не подводили к штанге, я всё заплетался ногами. Им надоело со мной возиться, и против моей фамилии крупными буквами вывели одно слово – КРЕТИН. Дали мне проткнутый резиновый мячик и сказали – надувай! Я хоть и кретин, но понимал, что его не надуть, а всё-таки старательно пыхтел над ним. Но зря боялся, до моей выписки мужики всё же подняли штангу, научились-таки. Задавило всего троих, правда насмерть, но с кем не бывает – это же лечение.
У вас шея не болит?
Этот шейный "хандроз" так меня скрутил, что я думал, мне туда ножом зацепили. Так больно, ужас. Я перечитал все травники, лечебники, чем только не мазал, а боль не проходит. Даже жидкостью против колорадского жука смазывал. Нет, боль была настолько качественной, что ничего её не брало. Она только смещалась и всё. Если я помазал тут, она отодвигалась выше или ниже и донимала меня с новой силой, вселяя юношеский задор в душу.
Крутился, крутился, и пришлось обратиться к нашему самому варварскому методу – напиться так, чтобы голова неделю болела шибче шеи, и казалось, что ничего не болит кроме головы, а через неделю боль в шее утихнет. Таким образом, тремя литрами водки и лечился, и уколы не понадобились.
Через неделю к врачу прихожу, он сочувствует: "Как тебя измотало!"
– Так ведь болит, – говорю.
Вот только перцовый пластырь и помог. Пьяный уснул с ним, наутро кожа слезла, и вроде стало легче.
А ещё говорят, не занимайся самолечением, а кто тогда вылечит, уж не врач ли? Выписал лекарство: один укол дороже литра водки, таблетка дороже килограмма мяса, а мазь прописал, так каждая капля её стоит две пары кирзовых сапог. А зачем мне сразу две пары кирзачей? Шея-то всё равно болит, а на этот тюбик можно обуть роту солдат.
А водка с самовнушением и при минимуме закуски обошлась в десятки раз дешевле. Нет, я не предлагаю свою методу всем, но думаю, сколько задницу не коли, шею не вылечишь. Только боли добавится сверху и снизу.
Мне один укол сделали, так он вместо того, чтобы рассосаться, вспух, как кулак. Я месяц ждал пока рассосётся, но пришлось резать, как нарыв. Вот и жди, когда он до шеи дойдёт, да тут крякнуть можно не раз. А разрезать нарыв всей больнице хватило работы. Половина меня держали, половина выдавливали, обнаркозив тазиком по голове. Ещё и приговаривали: «Что за народ? Сколько не лечи, всё боятся да увиливают».
Шея-то у меня прошла, а вот с головой плохо. Я теперь каждого встречного спрашиваю: «У вас шея не болит?». Кто-то недоуменно сплюнет, кто-то пошлёт по известной дорожке к месту назначения, а на грубияна нарвёшься, так и того хуже. Вот если вежливый и доброжелательный человек попадётся, так я и штаны сниму, чтобы шрам показать на заднице.
Но люди не понимают, при чём тут шея, а причём шрам на заднице.
Весенний грипп
Что же я невезучий-то такой? Всё у меня наоборот да не так. Лежу, температурю. И это, когда на улице такая весенняя благодать. А я дыхания лишаюсь, весь задохся. Все нормальные люди гриппом отболели зимой. Я тоже честно потел, чихал, хлюпал и слезился во все глаза. Так нет, ещё и весной грипп с температурой, да такой, что глаза разогрелись, лоб готов треснуть. Опять слёзы, антибиотики и все народные средства вместе взятые. Из ноздрей – пламя, из глаз – искры.
Что я только не пил и не прикладывал. Лекарство пил, горячую водку с перцем – тоже, а в ноздри луковицу засунул и держал, пока она перо не пустила. Это я в народных советах вычитал. Бабка писала да нахваливала: уж так помогает, так помогает, что так и хочется болеть ещё и ещё. А мне не помогло, зря только издевался над носом, чуть ноздри не разодрал. И всё это после того, как только выписался из больницы. Идти к врачу… С какими глазами? Так всё хорошо было. Что делать?
Лежу, жизнь ругаю.
– Что же ты мне,- говорю, – столько хворей и всего, всего надавала? Лучше бы немного счастья да деньжат подбросила.
В книге трактуются вопросы метафизического мировоззрения Достоевского и его героев. На языке почвеннической концепции «непосредственного познания» автор книги идет по всем ярусам художественно-эстетических и созерцательно-умозрительных конструкций Достоевского: онтология и гносеология; теология, этика и философия человека; диалогическое общение и метафизика Другого; философия истории и литературная урбанистика; эстетика творчества и философия поступка. Особое место в книге занимает развертывание проблем: «воспитание Достоевским нового читателя»; «диалог столиц Отечества»; «жертвенная этика, оправдание, искупление и спасение человеков», «христология и эсхатология последнего исторического дня».
Книга посвящена философским проблемам, содержанию и эффекту современной неклассической науки и ее значению для оптимистического взгляда в будущее, для научных, научно-технических и технико-экономических прогнозов.
Основную часть тома составляют «Проблемы социологии знания» (1924–1926) – главная философско-социологическая работа «позднего» Макса Шелера, признанного основателя и классика немецкой «социологии знания». Отвергая проект социологии О. Конта, Шелер предпринимает героическую попытку начать социологию «с начала» – в противовес позитивизму как «специфической для Западной Европы идеологии позднего индустриализма». Основу учения Шелера образует его социально-философская доктрина о трех родах человеческого знания, ядром которой является философско-антропологическая концепция научного (позитивного) знания, определяющая особый статус и значимость его среди других видов знания, а также место и роль науки в культуре и современном обществе.Философско-историческое измерение «социологии знания» М.
«История западной философии» – самый известный, фундаментальный труд Б. Рассела.Впервые опубликованная в 1945 году, эта книга представляет собой всеобъемлющее исследование развития западноевропейской философской мысли – от возникновения греческой цивилизации до 20-х годов двадцатого столетия. Альберт Эйнштейн назвал ее «работой высшей педагогической ценности, стоящей над конфликтами групп и мнений».Классическая Эллада и Рим, католические «отцы церкви», великие схоласты, гуманисты Возрождения и гениальные философы Нового Времени – в монументальном труде Рассела находится место им всем, а последняя глава книги посвящена его собственной теории поэтического анализа.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
Воспоминания известного ученого и философа В. В. Налимова, автора оригинальной философской концепции, изложенной, в частности, в книгах «Вероятностная модель языка» (1979) и «Спонтанность сознания» (1989), почти полностью охватывают XX столетие. На примере одной семьи раскрывается панорама русской жизни в предреволюционный, революционный, постреволюционный периоды. Лейтмотив книги — сопротивление насилию, борьба за право оставаться самим собой.Судьба открыла В. В. Налимову дорогу как в науку, так и в мировоззренческий эзотеризм.