Байки кремлевского диггера - [15]

Шрифт
Интервал

Настроение у меня было самое хулиганское.

И, выждав момент, пока Ельцин вместе со Строевым подошли к журналистам, я громко (так, чтобы у орловского губернатора не было потом ни малейшего шанса прикинуться, что он не расслышал) спросила Дедушку:

– Борис Николаевич, считаете ли вы, что должен быть принят Земельный кодекс, гарантирующий право на свободную куплю-продажу земли сельскохозяйственного назначения?

Лицо Строева налилось как перезревший помидор.

Зато вот Ельцин, как я и рассчитывала, сразу оживился и чуть опять не полез на танк:

– Бе-е-езусловно! – рубанул президент. – Крестьянин должен быть хозяином своей земли с правом купли и продажи! И пока такого положения в Земельном кодексе не будет, я его не подпишу! Это – моя твердая позиция: свободная купля-продажа земли – это будущее России!

Насладившись параллельным видеорядом немых адских мук апологета колхозно-совхозного строя, стоящего рядом с президентом-реформатором, я решила, что если уж шкодить, то по большому. И продолжила беседу с Ельциным в еще более провокационном ключе.

– А как вы считаете, Борис Николаевич, должна ли быть введена свободная купля-продажа земли здесь, в Орловской области? – уточнила я елейным голоском, одновременно полукивнув Ельцину на Строева.

Тут Строев от напряжения уже совсем, казалось, вжался в землю, против свободной купли-продажи которой он боролся.

А у Ельцина оказалось ровно такое же шаловливое настроение, как и у меня.

– В Орловской области?… – переспросил он, лукаво улыбнувшись и покосившись на губернатора.

И потом уже жестким, президентским голосом добавил:

– Здесь, на Орловской земле, линия на свободную куплю-продажу тве-о-ордо держится!

Строев молчал как орловский партизан, но факт уже был зафиксирован телекамерами ведущих телеканалов страны: Ельцин отменил на Орловщине колхозное крепостное право при молчаливом согласии красного губернатора.

Свидетели этой сценки просто слезы вытирали от хохота.


* * *

Вот за такие моменты, я считаю, Дедушке можно было простить все. Потому что он всегда, не важно – вменяемый или невменяемый, живой или мертвый, – оставался крутым. Жаль вот только, что мертвым он бывал куда чаще, и никакой свободной купли-продажи в результате так и не ввел. Хотя мог бы…

А в той самой Орловщине, поверив типичной потемкинской деревне Строева – колхозному рынку Орловская нива (где, например, по откровенно копеечным ценам были выставлены 30 сортов колбасы), Ельцин тут же распорядился выдать губернатору кредит на поддержку сельского хозяйства.

– Разумеется, мы не дадим ни копейки из этих денег преуспевающим предприятиям! А зачем?! Лучше мы будем поддерживать и вытягивать тех, кто похуже… – с идиотской прямотой признался мне тут же чиновник, назвавшийся нам помощником Строева по финансам.

Было дико жаль, что Ельцин не увидел погрома, который происходил в потемкинской Орловской ниве сразу же после отъезда президента! Зато мы, московские журналисты, с ужасом наблюдали, как голодные и нищие жители Орла, клявшиеся нам, что такого изобилия никогда раньше не видели, смели всю еду с показушных прилавков за полчаса, подчистую.


* * *

И все-таки кто еще, кроме нашего Дедушки, мог -хотя бы понарошку – не только строевские колхозы раскулачить, но и Курильские острова Японии подарить?

Я и раньше подозревала что-то подобное, когда Немцов с Ястржембским на все мои кулуарные расспросы о содержании неформальных переговоров с японцами реагировали какими-то нездоровыми смешками.

А потом, уже после отставки Ельцина, Немцов все-таки раскололся:

– В Красноярске, во время дружеской встречи с другом Рю, наш царь вдруг совсем почувствовал себя царем и с глазу на глаз пообещал ему отдать острова. После этого к нам подбегают совершенно обалдевшие японские чиновники и, не веря своему счастью, говорят: Ваш – нашему острова подарил! Мы теперь не знаем, что с этим делать! Он что – серьезно?! Тут мы с Серегой кинулись к Ельцину и оба просто буквально упали перед ним на колени, говорим: Борис Николаевич, не делайте этого, умоляем!. А он нам в ответ: А почему я не могу этого сделать?! Я хочу сделать приятное своему другу! Мы оба предложили ему лучше отправить нас в отставку, если ему так хочется, но острова не отдавать. В результате, президент хитро улыбнулся и говорит нам: Ну хорошо, не волнуйтесь… Я их обману…

Вот так два ельцинских чиновника разом испортили жизнь всем жителям Курил. Сама я на спорных территориях ни разу не была, но все, кто туда съездил, в один голос уверяют: даже колхозно-крепостная Орловщина в сравнении с этим местом – рай земной. И почему замерзающие, голодные, спивающиеся курильчане, которыми наше правительство вообще не интересуется, должны расплачиваться за абстрактные государственнические интересы, а не начать новую жизнь под протекторатом маленькой, но заботящейся о собственных гражданах страны, – не вполне понятно.

Так что я даже удивляюсь тому, насколько верно поется в одной популярной песенке: Наш президент не пьет и не курит – лучше бы пил и курил! Возможно, от этого стало бы лучше жителям Южных Курил! Похоже, к группе Сплин тоже попала конфиденциальная информация об этой истории.


Еще от автора Елена Викторовна Трегубова
Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 1

Роман-Фуга. Роман-бегство. Рим, Венеция, Лазурный Берег Франции, Москва, Тель-Авив — это лишь в спешке перебираемые ноты лада. Ее знаменитый любовник ревнив до такой степени, что установил прослушку в ее квартиру. Но узнает ли он правду, своровав внешнюю «реальность»? Есть нечто, что поможет ей спастись бегством быстрее, чем частный джет-сет. В ее украденной рукописи — вся история бархатной революции 1988—1991-го. Аресты, обыски, подпольное движение сопротивления, протестные уличные акции, жестоко разгоняемые милицией, любовь, отчаянный поиск Бога.


Прощание кремлевского диггера

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три женщины

Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».


Записки доктора (1926 – 1929)

Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.


Последний Петербург

Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.


Неистовый Лимонов. Большой поход на Кремль

К семидесятилетию легендарного писателя и политика, журналист, участник команды "Взгляда", Евгений Додолев представляет опыт политической биографии Лимонова. Эдуард Лимонов - писатель с мировым именем и, одновременно, самый скандальный и принципиальный оппозиционер России, прямо и открыто отстаивающий свои убеждения уже третий десяток лет. Евгений Додолев - ведущий программы "Взгляд", один из основателей холдинга "Совершенно секретно" и автор термина - "четвертая власть", по праву считается одним из лучших журналистов страны.


Власть. Монополия на насилие

Известный журналист, фигурант многих политических скандалов и человек готовый пострадать за свою активную гражданскую позицию. Ему нечего скрывать и он готов рассказать правду о том, что происходит в нашей стране на самом деле, чьи интересы обслуживают чиновники. На чьей стороне выступают суды, и кому на самом деле служит полиция.Сегодня, когда на смену политтехнологиям все чаще приходят дубинки наемных головорезов, немногие журналисты готовы в открытую исполнять свой профессиональны долг — говорить правду.


The Взгляд

Многие ли знают, что ведущим «Взгляда» был (в одном из выпусков) легендарный КВН-человек Александр Масляков? Что с подачи Ивана Демидова в нашем языке появилось слово «ток-шоу» вместо «толк-шоу»?Книга основана на воспоминаниях Евгения Додолева о создании и крушении самого рейтингового проекта отечественного телевидения – передачи «Взгляд». Двадцать лет спустя после закрытия Кремлем этой программы автор встречался с тем, кто стоял у истоков «Взгляда».Автор – самый скандальный журналист эпохи перестройки, имевший прямое отношение к «Взгляду».


По тюрьмам

Из всех “тюремных” книг писателя эта — самая искусная и лиричная. Каким бы ни был Лимонов, он — писатель, наблюдатель, он пишет то, что видит. И надо отдать ему должное — клас-с-сно пишет!!! Буквально всё выверено до строчки, до словечка, до точки! Здесь главное — портреты. Отшлифованные просто донельзя, эти лица (морды, хари, фейсы) буквально стоят перед глазами! Но понимаешь и иное: “...здесь основное мучение — пытка скукой и тоской”. И уважаешь Эдуарда Вениаминовича Савенко-Лимонова. За правду. “В тюрьме все равны — и разбойник, и мытарь, и святой, — все мы корчимся на наших крестах, на нашей Голгофе.