Байки из мавзолея. Роман в анекдотах - [18]

И тут Владимир Ильич нанес свой главный удар.

— А вы знаете, что они пришли прямо из борделей?

Обувных дел мастер на прямой вопрос ответил не сразу. Он снял очки, подышал на них и протер несвежим носовым платком.

— Да — наконец проговорил он. — Девушки действительно раньше трудились в публичном доме.

— И как это прикажете понимать?

— Они приведены сюда не просто так.

— А для чего же?

— Для перевоспитания. Здесь, в кружке, в атмосфере марксизма должен произойти процесс перековки падших женщин, жриц любви в рабочих женщин, тружениц, матерей семейства.

— Но они же продолжают здесь свои занятия!

— Да. Это трудно сразу. Нужен переходный период.

— Хорошо. И что бы он был короче, пусть платят по двугривенному.

Свердлов пробурчал что-то невразумительное и выразительно глянул на Дзержинского. Тот сделал вид, что не замечает.

И с упорством и настойчивостью продолжал свою разоблачительную деятельность.

— А вы знаете о вчерашнем вопиющем случае? — остановил он как-то Владимира Ильича.

— Что случилось?

— Этот мерзавец Бронштейн съел две порции гречневой каши и еще попросил добавки!

— Видно, оголодал.

— Еще он позволил себе критику в ваш адрес.

— Какую?

— Якобы вы экономите на порциях гречки. И берете взамен мясо. Для себя.

— Негодяй!

— Мне еще кажется, что он сомневается в теории нашего великого наставника.

— Меня?

— Маркса.

— Отщепенец! Уклонист!

— Я могу его застрелить. У меня есть браунинг.

Кружковец вытащил из кармана пистолет.

— А вот это, батенька, не надо. Это уже уголовщина. А наше оружие — убеждение.

Дзержинский извлек из кармана перочинный нож.

— Это и есть ваше средство убеждения? — хитро прищурился вождь мирового пролетариата.

— А поглядите, какие у него зазубринки!

Кружковец раскрыл лезвие и сладострастно провел по нему ногтем.

— Затачиваете им карандаш?

— Вроде того.

— И напрасно. Инструментик-то свой спрячьте подальше. Вступаем в двадцатый век, а вы, батенька, с таким примитивом. Ступайте к товарищу Цюрупе от меня. Пусть он вам выделит двойную порцию. Вам, батенька, надо расслабится. Крайне необходимо.

Он быстро набросал на бумаге записку.

— Вот! Передайте ему!

Заразу надо вылечить немедленно. Больную ткань удалять сразу и всю. Крамолу подавлять в самом ее зародыше.

Владимир Ильич тут же отыскал отступника.

— Что же вы, милостивый государь, себе позволяете? — строго потребовал он ответа от отщепенца Бронштейна.

— А что? — состроил он невинное лицо.

— Подвергаете сомнению учение нашего вождя и учителя!

— Вас?

— Карла Маркса.

— Нет, нет! Я только против привилегий и вождизма.

— И каких же?

— Всем дали пустую гречневую кашу. А сами ели ее с мясом.

— Кусок маленький. На всех бы не хватило.

— И жарили его на сливочном масле. С луком и специями.

— Да!

— И делали это демонстративно, у всех на виду.

— Правильно!

— И почему?

— Да потому что пролетариям нужно было на простом и наглядном примере показать различие между нынешним строем и коммунизмом. Что ждет трудящихся в случае их победы.

— А еще вы ели сладкое сгущенное молоко. А остальных потчевали простоквашей. Я видел, видел!

— Простокваша крепит.

— И что?

— Солдаты революции должны быть крепки и телом и духом.

— А сгущенка?

— Я постоянно думаю о революции. Мыслительные процессы сопровождаются большим расходом глюкозы, которую я восполняю употреблением сладкого.

— Я бы тоже думал о революции, если бы ел мясо и сгущенку.

— А вот это — извращенье, голый натурализм, отход от идей борьбы за счастье трудящихся в пользу собственного ненасытного желудка.

— Я тоже хочу мясо! — заскулил матрос — партизан Железняк.

— Но вы же, батенька, морской волк! — укорил его Владимир Ильич.

— Волчара! — поддержал Дзержинский.

— Поэтому мне и надо.

— Морские волки питаются рыбой и водорослями, — наставительно заметил Владимир Ильич.

— Так дайте рыбу!

— Нельзя.

— Почему?

— В рыбе фосфор. Будите светиться и провалите все конспиративные явки.

— И с морскими водорослями в Казани проблема, — добавил Дзержинский.

— Кстати, товарищ Феликс, купите для нашего моремана пучок укропа.

— Зачем?

— Пусть товарищ матрос жует. А то от него всегда несет перегаром… А вам, товарищ Бронштейн, предлагаю обдумать свое поведение. И лишаю вас права просить прибавки на всю неделю.

Ревизионист

В Леве Бронштейне поначалу никто ни марксиста, ни революционера не видел. Ну, ходит человек в кружок, и ходит. Сидит, слушает. Гривенник свой исправно приносит.

А он присматривался, приглядывался и однажды огорошил Владимира Ильича:

— Денежки-то у вас остаются!

— Коплю на революцию, — подтвердил Владимир Ильич. — Ожидаются значительные расходы: флаги, транспаранты, листовки.

— Оружие, — подсказал матрос-партизан.

— И оружие.

— Много спиртного, — вставил Цюрупа.

— Зачем?

— Чтобы в пролетарских криках «Ура!» было больше энтузиазма.

— Книжки записные понадобятся, — вмешался Дзержинский. — Карандаши, ручки, чернила.

— Для каких целей?

— Для записей. Кто как вел себя во время революции. Чтобы отличить друзей и сторонников от врагов.

— А еще лекарства, бинты в случае ранений, — подал голос Семашко.

— Видите, — наставительно сказал Бронштейн, — какие намечаются траты. А обеспечит ли их доходная часть?

— Что вы предлагаете?