Байки из институтской курилки - [5]

Шрифт
Интервал

Проходит полгода. Теперь уже отец приезжает в Ленинград в командировку. Побывал на заводе, в ЛГУ - и пошел пообедать в рекомендованный ему знающими людьми Дом Ученых на Дворцовой набережной. Заходит в ресторан и с радостью видит своего единственного хорошего знакомого в этом красивом, но чужом городе - А. В.Фроста. Тот тоже страшно обрадовался и на весь зал возвестил: "Товарищи! Разрешите вам представить: молодой бакинский ученый Александр Сергеевич Э.. Да я же о нем рассказывал ... это мы с ним прошлым летом одеколон пили!" - Хотя пил, собственно, он один. Александр Сергеевич много, что присутствовал.

Представленный таким своеобразным образом ленинградской научной общественности приезжий позорно бежал и некоторое время дулся на своего приятеля. Однако, дружба них восстановилась и они с удовольствием встречались, сотрудничали и даже еще раз написали вместе некую докладную записку для наркомата. Дело было уже во время войны, работали они в номере гостиницы "Москва", навеки запечатленной на этикетках той самой "Столичной". Мой папа рассказывал, что наибольшее впечатление на него произвела абсолютно пустынная улица Горького, по которой прыгают друг через друга, играя в чехарду, несколько пилотов-французов, видимо, из формировавшейся тогда эскадрильи "Нормандия".

Разумеется, даже в суровых военных условиях Андрей Владимирович добыл и они в номере выпили после ужина основной тогда зеленой настойки "Тархун". Фроста потянуло на красноречие и он начал декламировать: "Имейте в виду, А.С., что здесь, в этой гостинице, и у стен есть уши!" Объяснить ему, что как раз справедливость его заключения ведет к тому, что лучше его не обнародовать, никак не удавалось. Пришлось срочно вывести его на прогулку, где они и увидели веселящихся воинов Сражающейся Франции.

Однако ж, ограничения военного времени вывели фростовские мысли, в свободное от основных дел время, на создание полушуточной-полусерьезной теории пригодности различных насыщенных спиртов к употреблению внутрь. Идея тут была в том, что в качестве критерия берется отношение опьяняющего, наркотического воздействия на организм к общеотравляющему. При этом значения критерия пригодности оказываются значительно выше для спиртов с четным числом атомов углерода - этилового и бутилового, чем для нечетных пропилового и, особенно, метилового. Шутка, конечно, не для произнесения вслух, особенно в стране, где официально было запрещено называть метанол метиловым спиртом, чтобы кто-нибудь не подумал, что это - все-таки спирт и не выпил. Что, правда, все равно не помогает, судя по статистике отравления этим веществом.

После войны он в Ленинград, в ГИВД не вернулся, остался в Москве, где был завкафедрой физической химии в МГУ, тогда еще на Моховой, плюс заведующим лаборатории кинетики и катализа в академическом Институте нефти. Тут - место действия еще одной из "фростовских легенд". Будто бы директор (в некоторых вариантах это знаменитый старый химик С.С.Наметкин, в некоторых - работавший после его смерти одно время директором С.Р.Сергиенко) вызывает завлаба и говорит ему: "Андрей Владимирович, Вы знаете, как мы все Вами гордимся, Ваши работы - золотой фонд советской науки. Но я Вас очень прошу больше на работу выпивши не приходить. Подает плохой пример коллективу" - "Хорошо".

День нет Фроста, два нет Фроста. Телефон не отвечает. В начале следующей недели к нему на дом подъезжает один из замдиректоров: "А.В., Вы не больны?" - "Да нет". - "Вы бы нужны в институте. Ученый совет, да и в лаборатории есть дела ..." - "Но мне же директор запретил на работу пьяным приходить!" - Поторговались в вежливой форме, договорились, что - не больше стакана.

* * *

Расскажу, на прощание с Фростом, еще одну байку, слышанную мной от Юры Д. в курилке при автоклавной ИОХа. Автоклавы находятся там, как и положено, в закрытых комнатах за могучей стеной на случай - рванет. Циферблаты приборов-самописцев выведены наружу, в общий зал. А перед входом в этот зал пара скамеек и чан с песком для окурков. Сколько чего там не наслышишься, пока идет твой опыт.

Аспирант-киприот Георг вещает, как пифия с треножника, о "ленивых турках", которые захватили лучшие апельсиновые сады на его острове. Он всё исподволь намекает на православное братство с русскими и спасительную помощь могучей Советской Армии. Пока под Девятое мая принявший законные триста грамм пожилой слесарь Василий Петрович не пустился с расслабону в воспоминания, как они освобождали от фашистских оккупантов Восточную Пруссию и что там делали с не успевшими убежать немками, из каких мест у них доставали спрятанные украшения. Тут Георга как вырубило, и больше он политики ни разу не касался. Видно, представил себе...

Стажер из Узбекистана рассказывает, что у него на следующей неделе в целевую аспирантуру экзамен по Истории КПСС и пытается выяснить у местных, как более знакомых с предметом: "Слушай! Эти декабристы - они же были помещики-капиталисты. Зачем они против царя воевали?"

Юра-то постарше других, кроме Василия Петровича, конечно. Из МГУ он вышел почти двадцать лет назад. Уже и кандидатскую ему, как говорят в Академии, "разрешили защитить" год назад, ждет утверждения ВАКом. Очень заметная фигура. Маленький, широкоплечий и вообще, как говорят англосаксы, "portly short" - толстенький. Как его называет наш киповец Андрюша - "человек с двойными мускулами" в честь незабвенного мосье Тартарена. И тоже страстный путешественник. Вплоть до Восточного Памира. Еще более страстный и квалифицированный ценитель черного и зеленого чая, хотя, конечно, не избегает и других напитков. Плюс не менее увлеченный слушатель "вражьих голосов" и ругатель властей. Всё, как и положено "шестидесятнику". Умер он уже, говорили мне недавно общие знакомые. Жалко, хороший был мужик.


Еще от автора Сергей Александрович Эйгенсон
Занимательное литературоведение

Мальчиш-кибальчиш и другие истории. Сборник рассуждений на темы, связанные с известными всем книгами.