Байкало-Амурская магистраль - [21]

«Списывают подчистую!» — подумал Андрей, и с этого дня к его физической травме прибавилась душевная: мучительная, не дающая покоя ни днем, ни ночью — кому он теперь нужен, калека?

С этой назойливой мыслью и переступил он через полгода порог новой, искусно обставленной Ниной квартиры.

Жена встретила его вроде бы радостно: на столе — бутылка шампанского, вкусный ужин. Однако сквозь ее будто бы прежний переливчатый смех и безудержное щебетанье проскальзывало что-то чужое: это была уже не та его Нина с чертиками в глазах, кидающаяся ему на шею при каждой встрече.

Андрею надо было начинать новую, неведомую для него жизнь гражданского человека, пусть даже того же автомеханика, и он надеялся на ее помощь и поддержку. Но вечером, когда он с трудом стянул с себя китель и обнажил перед ней свою испещренную шрамами и красными полосами от только сегодня снятого стального каркаса спину, увидел, как расширились от страха ее глаза и она будто онемела: уставилась на него словно на чудовище. Постояла — и ринулась прочь, в другую комнату, захлебнувшись рыданиями…

А как-то за завтраком, торопясь в школу, небрежно промолвила, обращаясь даже не к Андрею, а будто к самой себе:

— Мне ведь только двадцать один год, а я уже устала…

В тот же день Андрей собрал чемоданчик и уехал…

Стройке века, как называют Байкало-Амурскую магистраль, рабочие руки были нужны.

Андрей сказал кадровикам, что уволился из армии по собственному желанию.

Он умолчал о том, что не просто лейтенант, а инженер-механик.

— Нет у меня никакой специальности: военный — и все тут. Так что давайте простым рабочим.

Его направили в строительно-монтажный поезд транспортным рабочим.

— Поезд так поезд, — согласился Андрей, не вникая, что это такое.

Строительно-монтажный поезд (СМП) — это организация из 300–400 человек: лесорубов, так называемых транспортных рабочих, плотников, штукатуров и маляров, механизаторов, а также нескольких инженеров и техников.

Они делают практически все: рубят просеки в тайге и готовят деловую древесину для стройки, ставят временные, сборно-щитовые дома для себя и других строителей, ведут отсыпку притрассовой автодороги, укладывают водоводы и строят небольшие мосты. То есть идут впереди всех других строительных бамовских организаций. Таких поездов на возведении трассы немало, и в одном из них оказался Андрей.

Транспортный рабочий-человек без определенной специальности: ему поручают все, что можно поручить здоровому парню, не умеющему ни плотничать, ни прокладывать водоводы или мосты, ни возводить дома. Так, что-то вроде «подними, отнеси, брось».

Встретили Андрея в бригаде поначалу недоверчиво: в офицерском кителе с темными полосками от недавно снятых погон, а пришел простым рабочим…

— Поставим тебя на сучья: поглядим, на что ты способен…

Бригада вела рубку просек в тайге, и Андрею с двумя парнями и двумя девчатами поручили обрубать сучья на сваленных лесорубами деревьях.

Взял он топор и с тревогой подошел к только что спиленной ели: сможет ли? Размахнулся — и тут же перекосился от боли в спине. Взмахнул второй раз, третий и стал работать, ощущая постоянно то острую, то тупую боль меж лопаток…

Андрей смирился с этой болью, приловчился рубить, и, хотя сбил к вечеру ладони в кровь, работал не хуже других. Зато ночами… Ночами он почти не смыкал глаз: спина горела, ныла, не давала ни минуты покоя. Он скрипел зубами, ворочался, сдерживал рвущиеся стоны, боясь разбудить товарищей. А утром вновь брался за топор.

— Ты что ночью стонешь? Болен, что ль? — спросил у него как-то бригадир.

— Сны страшные снятся, — отшутился Андрей.

Бригадир да и другие ребята понимали, что это не так, но больше с вопросами не приставали: не хочет отвечать — его дело.

Андрей осунулся, скулы заострились, от бессонных ночей под глазами образовались темные круги. Но он не сдавался.

Работал он неистово. Его, простого транспортного рабочего, перекидывали с рубки сучьев на валку деревьев, бросали помогать возводить дома-времянки, посылали повсюду, где трудились строители и монтажники поезда.

Андрей чувствовал, как крепнут, наливаются сталью мускулы, как с каждым днем становится он вновь таким же гибким, каким был во время службы в армии. Дневные боли постепенно исчезли, но по ночам он продолжал мучиться, спал урывками, в каком-то полубреду.

Ему виделись цветастые купола парашютов, похожая на карту далекая земля и острые камни на ней, смеющаяся, с чертиками в глазах Нина.

Он вскакивал и потихоньку, чтобы не разбудить друзей, выходил в холодный коридор, пересиливая боль, размахивал руками, разгонял кровь. Гимнастика помогала: колющие, пронизывающие боли затихали, он ложился и впадал в забытье…

Их строительно-монтажный поезд закончил работы под Беркакитом, и основной его костяк — те, кто прикипел к БАМу и не желал с ним расставаться, — перебрался на Читинский участок, к поселку Куанда, где предстояло начать прокладку основной трассы.

За полтора бамовских года Андрей никому, даже в долгих разговорах с товарищами, не рассказывал о своем неудачном прыжке и сломанном позвоночнике, о Нине. Умалчивал он упорно и о том, что окончил военно-инженерное училище и хорошо знает автомашины, другую технику.