Батя - [2]

— Пошли на двор, — вытолкнул его из вагончика.

Дрались, остервенело.

После драки «шерстяной» кочегар приходил на смену трезвым.

Достал пьянством — второй кочегар. В общежитии старателей, парень вековал с «шерстяной» бабенкой с Индигирского продснаба. Жили они отдельно от старательского стола. И я никак не мог привыкнуть к запойной кладовщице.

Однажды ночью проснулся с необъяснимым страхом. Ощупал батарею рядом с кроватью, а чугун уже ладонь леденит.

Четвертый час утра. Мороз лютует, фонари по периметру базы едва видны в тумане.

Дверь в котельную подперта ломом изнутри. Бился — бился: раскачал железную створку ворот в котельную, упала изнутри подпорка. Спят, голуби, обнявшись, на куче остывшей золы. Как черти грязные, лиц не различить. Огонь под котлом едва дышит. Воды в котле почти нет?!

Заступая «старшаком» базы, первым делом изучил запуск аварийного дизеля-электростанции и систему подкачки воды в котел. Тепло в боксах — первооснова жизни старательской зимней базы.

Растолкать до пробуждения парня кочегара не получилось — пьяные с подругой смертельно.

Электронасосом закачал воду в котел, с улицы тачкой подкатил уголь к топке, закидал на колосники, тяга на мороз хорошая и без надува; скоро отключил.

Выбрал — вычистил золу под топкой. Вывез золу тачками на мороз. Настроил котельную работать.

«Нарядная» рядом с котельной. Вызвал милицию из посёлка, сдал парня с пьяной бабёнкой в «вытрезвитель». Достали «шерстяные»!

Утром звонит Батя:

— Весь свет ты, брат, насмешил. Где кочегара искать? Теперь, сам работай…

Справедливо. В артели правило: не можешь — не берись. Смену кидал лопатой уголь в топку, пока главный инженер Совков нашел человека для постоянной работы.

До артели Совков Виктор Петрович служил вторым секретарем райкома партии Оймяконского района. Строгий мужик. До райкома обретался главным инженером прииска «Октябрьский».

В годы «секретарства» Совков изредка захаживал ко мне на улицу Советскую, где в ветхом бараке времён «Дальстроя», я имел отдельную комнатку. Этот «рабочий кабинет» администрация посёлка «выделила» мне под давлением Совкова. С жильём на Севере — проблема.

В прошлом «оружейка» «опер отряда ГУЛАГа», последние годы пустовала под замком. Комнатка восемь квадратов. От батареи водяного отопления согрета; летом под полом вода. Я побелил стены, перевёз от Натальи письменный стол и спальную кушетку. Окончательно поселился там, чтобы «учиться заочно в Литинституте». Пришлось уйти из семьи. Однажды декабрьским утром, вернувшись из общежития геологов от «поэтов», обнаружил на крыльце квартиры свой чемодан с вещами.

— Кадет проклятый! Убирайся к своим поэтам! — проводила Наталья криком в форточку.

— Ищи себе в другом месте «кабинет»! Дуру нашел…

Спорить не стал. Потащился с чемоданом по морозу на старую почту. Там работал электромонтёром Борис Душечкин, колымский поэт. Он пристроил меня в радиомастерской на первое время.

Неделю спал на снятых с петель дверях, пока отыскался свободный угол в коммунальных службах посёлка. Письмо от Союза писателей с просьбой выделить мне «отдельное жильё», как «члену Союза писателей», в райисполкоме имелось.

Таким образом, мой уход из семьи — на три года до завершения учёбы в Литинституте, во многом определил мою дальнейшую творческую судьбу. У меня не осталось выбора. Только писать. Другой работы не имелось…

В эту «оружейку» и захаживал второй секретарь райкома партии Виктор Петрович Совков. Грехи замаливал.

После «отмены» Съездом народных депутатов СССР в Конституции «5-го пункта» — о роли партии — «руководящей и направляющей». Райком партии в Оймяконском районе скоро ликвидировался. На последнюю партконференцию, проходившую в Усть-Нере, делегаты меня не пустили. Я не состоял в компартии, пришёл как литератор, чтобы «зафиксировать историю».

Совков грубовато упрекнул:

— Есть и без тебя кому историю писать.

Среди «делегатов» много с приисков. Лишь Клеймёнов душевно поздоровался за руку. Хотя и мало знакомы. Остальные с опаской огибали холл, где стоял у высокого окна и ждал решения: «пустят или не пустят»?

Делегаты партконференции района проголосовали: «не пущать».

В артель «Мир» Совков и я пришли к Клеймёнову в один год. Совков — главным инженером. Я?

Батя сказал так:

— Занимайся своим делом. Мы не бедные. Одного писателя прокормим.

Я упёрся. Просился «учеником» на бульдозер «Т-330» Челябинского завода.

— Учиться надо в Алдане. Зачем тебе это надо? — кисло отмахнулся Батя.

— На тракторах — электроника, — гнул упрямо свою линию.

Клеймёнов хорошо подумал. Скоротечные решения не в его духе. На бульдозерах японского и челябинского производства работали мужики с десятилетним стажем; постоянные кадры артели. Доверить дорогую технику мне, казалось, безумием. Но Клеймёнов потому и Батя, что понимал суть человека. Мотив настоящего старателя.

— Хорошо. Надеюсь, трактором управлять научишься, — согласился.

Совков упёрся:

— Голову снимет технадзор. Выбирай любую работу — слова не скажу. К технике — не допущу.

Клеймёнов развел руками.

— Петровича ещё могу уговорить. А вот Технадзор — бессилен. Иди, не морочь себе и нам голову. У тебя есть работа — пиши.