Батя, Батюшко и Бэмби - [8]

— Ого, — Антон почтительно присвистнул. И добавил задумчиво: — Интересно, а у других врачей тоже такие… благодарные пациенты? У гинекологов, например?

— Это вряд ли, — Денис протянул Малину его куртку и закрыл шкаф. — У меня сокурсница — акушер-гинеколог, заведует женской консультацией. Бывал как-то по случаю у нее в кабинете, там сплошные аисты и капуста. Все прилично. Это только мне такой гешефт. За все грехи мои.

— А что, так много нагрешили? — спросил Антон с улыбкой. И она быстро исчезла, когда интерн осознал, что задал шефу слишком личный вопрос.

— Видимо, достаточно, — спокойно ответил Денис. И неожиданно для себя спросил: — Тося, до метро добросить?

— Если нетрудно! — обрадованный Малин стал спешно надевать куртку.

— Нетрудно. Не на себе же тебя потащу.

Собственную не свойственную благотворительность Денис объяснил себе очень просто. Во-первых, все равно по дороге. А во-вторых, парень показал себя вполне положительно. Старательный, пунктуальный, спокойный. Вдвоем в самом деле веселее, и польза какая-никакая есть. Таки прав оказался Смоленцев.

Правда, Дэн еще не знал обо всех талантах своего интерна.

У метро Антон, как вежливый мальчик, поблагодарил шефа.

— Спасибо, Денис Валентинович! До свидания.

— До завтра, Тося.

И опять Тося. Что ты будешь делать?!

* * *

Отец тогда перезвонил. Через неделю. Разговор «ни о чем», как называла подобные беседы Оля. «Как дела? — Как здоровье? — Как работа?». Как-как? Как обычно. Дел и забот столько, что не успеваешь разгребаться — только закончишь с одним, начинается другое. Здоровье соответствующее: и поболела бы недельку, да некогда. Из-за работы как раз и некогда, и сына на ноги ставить надо. Нет в доме других кормильцев, только она — Оля. Но разве все это расскажешь незнакомому человеку на том конце провода, пусть он и называет себя… отцом. Поэтому отвечала односложно: «Нормально… нормально… все нормально».

А он снова перезвонил. И после обязательных вопросов стал вдруг рассказывать о своей новой работе, о журнале, о том, как много талантливой пишущей молодежи, и о том, как часто он не понимает современную литературу.

— Понимаешь, какая чехарда получается, — говорил Геннадий Игоревич, — и вот чувствую, что-то в этом есть — мысль, яркость, но они пишут о современности, а я эту современность не знаю. Я, наверное, так и не перешел в двадцать первый век, живу в понятном мне двадцатом. А журнал хочется сделать передовым или, как сейчас говорят, востребованным. Меня взяли за опыт и профессионализм, но, кажется, этого мало. А еще от прежнего редактора мне поэты достались, как говорится — с нервом. Что с ними делать? Ума не приложу.

Оля, сама не зная почему, вдруг сказала:

— А покажи мне этих поэтов… с нервом.

Нет, она не была знатоком литературы, читать любила, но когда позволяло время, а времени на себя оставалось не так уж и много. Да если и читала, то явно не «поэтов с нервом», а либо женскую литературу, либо женскую поэзию. Женская поэзия часто вообще заменяла всю литературу. Аристократичная Ахматова, яркая Цветаева, простые, незамысловатые, но такие понятные Маргарита Агашина и Лариса Рубальская. А еще особняком — Вероника Тушнова.

Нет у Оли времени на литературу, только в отпуск брала с собой стопку романов и детективов. А стихи… несколько строк — и целая история, судьба. Перед тем как лечь спать, открыла наугад страницу, прочитала про свое, женское, почувствовала, что не одна, и как-то светлее на душе. Можно выключать ночник и закрывать глаза.

— Тебе это интересно? — на том конце голос едва заметно дрогнул.

Ольга привычно пожала плечами и щелкнула зажигалкой, предусмотрительно открыв форточку.

— Честно говоря, совсем не разбираюсь в современных поэтах, да и в литературе тоже, но взглянуть любопытно.

— Я тогда передам… когда? Завтра? Послезавтра?

Хотела ответить «без разницы», а получилось:

— Давай завтра, в кафе, где встретились.

С тех пор то кафе стало местом их встреч. И как-то незаметно, потихоньку отец и дочь начали общаться. И нашлись общие темы, и даже взгляды на жизнь обнаружились схожие. И даже со стихами удалось разобраться. Потому что совершенно случайно объявился эксперт — Изольда Васильевна.

Кто бы мог подумать, что эта преклонных лет дама с удовольствием читает сетевых поэтов и знает многие современные имена? И даже имеет собственное мнение на их творения?

Увидев у Оли дома листы со стихами, Изольда Васильевна нацепила на нос очки и со словами «любопытно-любопытно…» села за изучение. Из пяти гениев трех отмела, а от двоих пришла в восторг.

«Вердикт Изольды» был передан Геннадию Игоревичу при следующей встрече, Геннадий Игоревич пожелал непременно познакомиться «с сим заинтриговавшим его литературным экспертом». И Оля познакомила. Пригласила к себе домой на чай.

Так Геннадий Игоревич узнал о существовании внука.

* * *

Денис смотрел на седой затылок. Зеленский сидел напротив, низко наклонив голову. Волосы у него хоть и почти сплошь белые, но очень густые. И кудрявые.

— Значит, это опухоль, — глухо произнес Геннадий Игоревич. И все-таки поднял лицо. Бледный, и как-то вдруг резко стал виден возраст.