Батраки - [8]
В прошлую зиму тоже сильно их прижала нужда, однако не одолела. Работа была, слава богу: мать пряла лен и шерсть, Юзек ходил молотить, — на еду зарабатывали… А что, если не найдут они нынче работы? Маргоська даже думать об этом боялась. Как они, бедные, будут тогда жить? Продавать им нечего. Перину проели перед новым урожаем, а тряпье их никто не купит… Утвари тоже никакой нет… Две лавки, два табурета да низенькая скамеечка, на ней-то она теперь и сидит, чистит подгнившую картошку и бросает в миску.
Помогает ей, присев на корточки, Зося, худенькая, светлорусая девочка, чуть моложе Войтка Хыбы. Она уже многое умеет делать и часто выручает мать, хоть совсем еще дитя. А умна — за троих и мать даже словом не даст обидеть!.. Войтка она страшно любит: сызмальства они вместе играли, и с его стадом она пасла своих коз. Этим летом уже не пасла, Хыба не позволил. Пришлось ей одной ходить с козами по обрывам. Скучала она до смерти, не с кем было проказничать на пастбище… С Войтком ей было весело, хоть иной раз он и делал ей назло, как водится у мальчишек. Зато как он играл, когда они вместе ходили за стадом, просто удивительно играл! Ну, и наревелась она, когда отец сломал его первую скрипку. Но потом он прибегал по вечерам и играл им в хате… Матуся всегда была ему рада, даже когда он не приносил скрипки. «Паренек он хороший, — говорила она, — только озорник. Ну, да вырастет».
— А когда он вырастет? — с любопытством спросила однажды Зося.
— Вот как будет такой! — показала мать на косяке.
Зоська запомнила, где мать обозначила и, едва Войтек пришел, велела ему встать у косяка.
— Это зачем?
— Ты не спрашивай, а становись!
Он послушался, и она углем провела черточку над его волосами.
«Ну, тебе еще далеко дотуда!» — подумала Зоська и сама тоже смерилась.
Она была чуть пониже, но все-таки ниже… С тех пор они мерились почти ежедневно. Черточки медленно поднимались, как стрелки на часах.
— Ты такой, а я такая! — с радостью показывала Зоська, и оба хохотали так, что стекла дребезжали в низенькой, прокопченной дымом хатенке.
Сегодня Войтку было не до смеху. Съежившись на лавке, он вытянул босые ноги к печке и грел их. Между горшками потрескивал хворост, густой дым валил в хату и выходил через полуоткрытую дверь в сени.
— Войтек, померимся! — крикнула Зоська, подбегая к косяку и подзывая приятеля взглядом.
— Неохота мне… озяб!
— Мерзляк!
Зося с досадой снова принялась за картошку.
— Попросишь меня в другой раз… подожди!
— Чисть-ка проворнее! — понукала ее мать, поминутно возвращаясь к своим мыслям: «Скоро ли он придет? Целый день не евши…»
Она думала о сыне; и сегодня Юзек, как все эти дни, поехал с возчиками. Утром съел несколько картошин и весь день работает голодный… Бедный мальчонка! Не поест, не поспит вволю, а идет, непременно идет и, как может, старается заработать. Все-таки хоть что-нибудь приносит… А если б не он — боже милостивый!
Она встала, собрала в передник шелуху и вынесла в сени. Поедят козы в свое удовольствие!
— Зося, приготовь терку, — сказала она, входя в горницу.
Зося вприпрыжку подбежала к стене, сняла терку с гвоздя и подала матери. Тем временем мать взяла с полки вторую миску, поставила на лавку и сама села рядом. Уперев терку в дно миски, она по одной брала и натирала очищенные картофелины.
— Бу-дут клецки! Картофельные клецки! — запела Зося, хлопая в ладоши и от радости приплясывая босыми ножками перед Войтком.
— У нас каждый день делают… а я не ем! — буркнул Войтек.
— Но у нас ты ел!
— То у вас!
Маргоська мигом натерла всю картошку. Достав чистую тряпку, она накинула ее на пустую миску, а рядом поставила другую. Затем отжала картофельное тесто, слила с него жидкость и в тряпке размяла над миской. Застывший на дне белый крахмальный осадок она тоже положила в тесто, помесила и пошла с миской к печке. В горшке уже кипела вода; Маргоська придвинула его, отлила немножко воды и стала бросать в кипяток скатанные в ладонях комочки… Войтек придвинулся и с любопытством следил вместе с Зоськой за быстрыми движениями матери.
А она, готовя клецки, продолжала думать о сыне.
— И не видно его… так поздно. Уж не стряслось ли с ним что — сохрани бог! В эту пору он всегда приходит… Зося, подкинь-ка хворосту в огонь! Ночь темная — хоть глаз выколи… а он с топором… Не оступился ли где, не сорвался ли… Сохрани матерь божья, чудотворица!.. Зоська, не суй руки в печку, обожжешься!..
В эту минуту что-то загремело в сенях.
— Идет, идет! Слава богу.
Она отставила миску в сторону, подвинула горшок ближе к огню и села в угол на лавку.
В хату вошел стройный, как тростинка, паренек.
— Есть что к ужину? — спросил он, едва переступив порог.
— Есть, есть! — отвечала обрадованная мать. — Только тебя заждались…
— Что ж вы хотите, я не гулял!
— Знаю, сынок, знаю, да все боязно мне за тебя.
— Нечего бояться!
