Батальоны вступают в бой - [5]

Моя ссылка на сторожа пекарни заставила братьев призадуматься. Старик, бывший моряк Черноморского флота, пользовался доверием Кругловых. Павел заявил:

— Ну раз дед сказал, значит, Мамалыга в самом деле снялся с якоря.

— Снялся! А куда? И надолго ли? — Младший брат вытер мокрые руки и подошел ко мне: — А зачем он вам?

История с ключами и закрытым складом еще больше растревожила братьев. Они уже слышали от сослуживцев о том, что в городе нет хлеба. Но не знали причины. Несмотря на смертельную усталость, Павел первым предложил свои услуги:

— Подкараулить надо. Он, поди, ночью придет…

— Факт, придет! — поддержал младший и поднял палец: — Но Тайфун учует нас и лаем предупредит его. Пса бы под буфер…

Задачу решил Курдюков. Он вернулся не только со своим другом, но и прихватил на всякий случай Леру.

И достаточно было Андрею устроить засаду возле дома Мамалыги, как собака поняла, что надо кого-то взять.

Курдюков и братья Кругловы засели в разных местах, но все против ветра. Так что Тайфун полаял, поворчал и притих. Около трех часов ночи Лера, лежавшая возле Курдюкова, поднялась и бесшумно зашагала в темноту. Андрей ничего не слышал, но догадался, что хозяин возвращается домой со стороны ручья, задворками.

Схватка была короткой. Когда Павел электрическим фонариком осветил сопевшего Мамалыгу, он уже лежал на земле, прикрыв голову руками.

Рядом, за каменным забором, остервенело лаял Тайфун. Он рвался на помощь хозяину, но не мог преодолеть ограду. Недалеко от Мамалыги в траве нашли макет со свежим мясом.

Лера, по словам Мамалыги, сбила его в тот момент, когда он хотел перебросить сверток через забор. А о том, что во время падения успел отшвырнуть парабеллум в крапиву, промолчал. Однако Лера отыскала и оружие.

Мамалыга оказался резидентом румынской разведки. Рослый, с волевым подбородком и смелым взглядом, он своим заявлением удивил нас.

— Одно из двух, — сказал шпион, — если вы сейчас разделите мясо поровну между двумя собаками, то я охотно буду отвечать на все вопросы; если же оставите моего пса голодным, ничего не отвечу даже под пистолетом.

Его просьбу выполнили. Он отдал ключи от склада с мукой и без сопротивления последовал в особый отдел дивизии. Я не присутствовал при его допросе: мне нужно было наладить работу булочных и магазинов. После комдив поблагодарил за поимку Мамалыги и дал понять, что агент с успехом заменил «языка», так как только-только вернулся с правого берега Прута.

Братья-железнодорожники вскоре были зачислены в разведбатальон и прошли со мной почти всю войну. Но об этом дальше…

4

Начиная с 1 июля противник не раз пытался форсировать Прут. Особенно упорно он рвался на мост возле железнодорожной станции Липканы.

Мост! Мы сохранили его для наступления, а теперь никак не можем подорвать. Вражеские пулеметы и минометы не подпускают к нему. Но и румыны не в силах проскочить через него. Они уже потеряли два танка и больше взвода солдат.

Сегодня неприятель при поддержке авиации снова бросился на мост. Стрелковый батальон старшего лейтенанта Петрова отбил все атаки. Поняв, что переправой ему не овладеть, враг перенес артиллерийский огонь на Новоселицы.

Этот участок оборонял 144-й отдельный разведывательный батальон. Я и мой заместитель капитан Иван Сосин понимали, что теперь румыны попытаются прорваться через наши боевые порядки.

Перед нами карта. Государственная граница, от которой мы ни на шаг не отступили, на юге проходила по реке Прут, а севернее — по суше. Сосин показал на «пятачок»:

— Вот тут надо ожидать. — Его карандаш вывел стрелку. — По суше проще и танкам и пехоте. А нам трудней: за нашей спиной река. Если они переправу уничтожат, то сбросят нас в воду…

Заместитель рассуждал правильно: форсировать реку труднее, чем действовать на суше. Но та же река, за нашей спиной, может стать преградой для отступления — и наши бойцы будут обороняться до штыковой атаки. А русского штыка боятся все…

На «пятачок» я послал замполита Шугаева. Его задача — поднять дух красноармейцев, укрепить их решимость стоять насмерть. А Сосину приказал подтянуть танки к Кривому колену, не сомневаясь в том, что комдив одобрит мою инициативу.

Так оно и вышло. Полковник Червинский уже получил сведения о том, что противник обстреливает наш правый берег. Комдив не отменил моего приказа, хотя напомнил, что 144-й батальон — особый. Он состоял из танковой и мотострелковой рот, кавэскадрона и роты бронемашин с пушками. По тому времени это была ударная сила соединения. И конечно, ее нужно было приберегать.

Из штаба дивизии я возвращался с Курдюковым. Он, разумеется, не знал сути нашего разговора с комдивом, однако вставил реплику очень кстати:

— Я б на месте мамалыжников рванул по воде…

— Почему? — заинтересовался я.

— А потому, что на войне все хитрят. — Он махнул рукой в сторону реки. — Меня ждут на «пятачке», а я б через плес, где пошире да поглубже, где меня никто не ждет. И вдарил бы!..

Он смачно причмокнул и, приподнимаясь в седле, обратился ко мне:

— Товарищ комбат, разрешите нам с Ивановым засесть у плеса…

Я дал Курдюкову свое согласие, а сам подумал, что враг вряд ли полезет в воду, да еще там, где глубоко и широко.