Батальоны вступают в бой - [31]

Оказывается, Владимир еще на Хасане отличился. Во время артобстрела один японский снаряд упал на огневой позиции батареи. Орудийные номера разметало. Володю тоже отбросило далеко в сторону. И все же, помятый, оглушенный, он встал к пушке и заставил самураев показать пятки. На Сталинградском фронте он тоже уже успел себя проявить. Однажды вражеские танки атаковали артиллерийское подразделение. Молодые необстрелянные бойцы испугались и — в щель. А Владимир как раз в это время принес снаряд, смотрит, возле орудия никого, а впереди три немецких танка. Он быстро зарядил пушку и первым же выстрелом поджег танк. Увидев это, расчет вышел из укрытия и начал вести огонь. Второй танк также вспыхнул. Третий не стал испытывать судьбу и, развернувшись, удрал.

Потеряв слух, Володя мог бы перейти во второй эшелон или даже демобилизоваться. Однако его тянуло не в тыл, а на передовую. Повар, как сказал мне Кучерявый, мечтает вернуться в артиллерию и стать наводчиком. А я и не знал ничего этого.

Конечно, полк не батальон: теперь у меня было меньше возможности беседовать с бойцами. Но то, что я услышал о Владимире, заставило меня внимательнее приглядываться к людям. Откровенно говоря, я даже завидовал умению Василия Анисимовича Кучерявого быстро сходиться с людьми.

Василий, маленького роста, гимнастерку и брюки почему-то носил на два номера больше. На него нельзя было глядеть без улыбки. Но, несмотря на свой немного комический вид, Кучерявый был человеком деятельным. В самой сложной обстановке он хорошо ориентировался, мог куда угодно доставить донесение, найти нужное подразделение.

Мы с ним крепко подружились и не разлучались до конца войны.

4

«Миус-фронт» немцы объявили нерушимой государственной границей Германии на востоке, железными воротами, запирающими Донбасс.

Германские военные инженеры постарались миусский рубеж сделать неприступным. Глубина его достигала более двадцати километров. Все высоты, обрывы ощетинились дзотами. «Миус-фронт» насчитывал более восьмисот опорных пунктов, среди которых, как гигантская крепость, возвышалась гора Саур-Могила.

Можно прорвать линию обороны, можно захватить ряд населенных пунктов, но к Донбассу не пройти, пока не будет захвачена Саур-Могила. Она господствовала над всей местностью.

Высотой Саур-Могила была более четверти километра. И, как утверждают местные старики, воздвиг этот курган народ в память о правдивом, гордом и смелом человеке Сауре, сыне крестьянском, жившем во времена, когда еще не было на свете Степана Разина. Саур защищал народ. Он был беспощаден и к своим, и к иноземным поработителям. Когда же он умер, люди, которым он был близок и дорог, принесли на его могилу по горсти земли. Всего-навсего по горсти. Но народу было столько, что образовалась гора. С ее вершины при доброй погоде видно Азовское море…

И вот 18 августа Южный фронт перешел в наступление. Нашему полку предстояло участвовать в штурме Саур-Могилы. По данным разведки мы представляли себе, что это за «орешек». Инженерные заграждения, полного профиля траншеи, артиллерийские и пулеметные доты — все это превратило высоту 277.7 в мощную крепость.

Атаковать ее в лоб — значит заранее обречь себя на неуспех. Эту мысль подтвердили и пленные, взятые в хуторе Саур-Могильском. Солдаты Эрих и Пауль показали, что на Саур-Могиле надежные укрепления, а каждый метр на подступах к кургану простреливается многослойным огнем.

— Наш ротный обер-лейтенант говорил, что там одними пулеметами можно отбить любую атаку, — заметил Эрих.

Мы с начальником штаба знали, что у противника на горе и боеприпасов, и провизии хватит на месяц — измором его тоже не возьмешь. Да и силы у него свежие. А наши подразделения уже устали. Ведь мы прорывали передний край, бились за Мариновку, Степановну, Саур-Могильский хутор. Понесли потери…

И вот мы с Алехиным, рассматривая гору, освещенную вечерним закатом, крутим, вертим, прикидываем. Иван Алексеевич предложил на первый взгляд невероятный план: атаковать курган с восточной стороны, наиболее крутобокой и совсем голой. Однако Алехин прав: отсюда враг меньше всего ожидает удара.

Решили еще посоветоваться с полковником А. А. Сошальским. Алексей Андреевич, как заместитель комдива, координировал действия нашего и 295-го гвардейского стрелкового полков. Он только что отправил группу разведчиков во главе с Кораблевым и посоветовал подождать ее возвращения.

— Свежие данные могут внести поправку…

Мы согласились с ним.

В полк прибыло пополнение. Я вместе с адъютантом пошел к новичкам. Их было до роты. Стояли они вдоль траншеи. Одеты были во все новое. Прощупал настроение вновь прибывших. Те, кто вернулись из госпиталя, были готовы хоть сейчас идти на штурм горы, а пришедшие в армию из освобожденных от немецкой оккупации районов отмалчивались. Это были необстрелянные и неясные пока еще для меня люди.

В конце шеренги, когда я туда подошел, два солдата неожиданно бросились ко мне и начали тискать и восклицать:

— Жив!

— Здоров!

— Радость какая!

Пыльные, небритые, улыбающиеся, меня теребили братья Кругловы. А узнав, что в полку служит их товарищ пулеметчик Иванов, они оживились еще больше.