Батальоны вступают в бой - [16]
Так рассуждал я. Подобные же мысли высказали и Червинский, и Ковалев. Кстати, Ковалеву поручили отвлечь врага от места форсирования Днепра ложной атакой. К этому времени Федор Андреевич командовал уже не полком, а одной из дивизий 18-й армии.
Ночную вылазку проводили двумя батальонами. Через Днепр переправлялись очень осторожно. Впереди на лодках плыли разведчики, за ними на барже и плотах — основные силы.
Румыны, видимо, и мысли не допускали о контратаке русских, да еще с форсированием большой реки. Внезапность, четкие действия решили исход боя. Наши разведчики быстро сняли боевое охранение противника, захватили береговые траншеи. Батальоны окружили Горностаевку. Среди находившихся там солдат и офицеров началась паника. Многие выскакивали из домов полураздетые, а кто и вообще в одном белье. Один из вояк полез было в собачью будку, но пес не пожелал уступить свое место непрошеному гостю и выгнал его под пулю.
Я тоже переправился на правый берег и руководил боем оттуда. Когда он окончился, мимо моего КП автоматчики повели пленных, понесли трофейное оружие. Откуда-то из темноты вынырнул Калинкин и скомандовал:
— Нагрузить пленных пулеметами и минометами!
Его задорный голос подсказал мне, что разведчики успешно выполнили свою задачу и теперь наполняют баржу «доказательствами». Враг понес большие потери.
Из Горностаевки мало кто вырвался. Пленили только тех, кто вышел к нам с поднятыми руками. Таких набралось около восьми десятков.
Я доложил командиру дивизии о результатах схватки. Он поздравил с удачей, но приказал не закрепляться. Оказывается, командарм почему-то изменил наш первоначальный план.
К рассвету под прикрытием дивизионной артиллерии вернулись на свою сторону.
Утром весть о нашем успешном налете разнеслась по всему фронту. В штабе армии, на окраине Большой Липатихи, состоялся митинг, посвященный подвигу 371-го полка. В тот период даже незначительная контратака советских войск имела огромное моральное значение.
Наши потери были очень незначительны. Для меня, молодого командира полка, ночной десант явился памятной вехой. Теперь я увереннее чувствовал себя в роли командира полка. Хотя именно в этот период и пережил большой душевный кризис. Вкусив радость победы, я уже начал грезить, что армия воспользуется захваченным нами плацдармом, рассечет вражескую группировку и на Южном фронте свершится долгожданный перелом.
Во всяком случае, я даже и мысли не допускал, что очень скоро противник отбросит нас от Днепра и выйдет к Дону. И когда это случилось, я помрачнел, утратил всякий аппетит, много курил. Но это настроение постепенно прошло.
Очевидно, подобное пережили и бойцы. Потеря днепровского рубежа всех удручила. Снова пошли разговоры о том, что «опять драпаем». Некоторые зло шутили: «Повоевали на чужой земельке, теперь и свою не грех потоптать».
Вот только когда я понял смысл слов Калинкина: «Удача принесет нам не только славу, но и горе». Да, разгром румынской бригады настроил всех нас наступать. Мы поверили в свои силы, воспрянули духом. Появилась какая-то надежда. И вот все рухнуло…
Теперь мы опять шли на восток. Каждый новый рубеж обороны воспринимался нами как конец отступления и начало новых надежд, как долгожданная передышка. Тут снова рождались мысли о контрнаступлении. На новом месте все неловкое, обидное, связанное с отходом, улетучивалось, сменялось настроением: дальше ни шагу. И все, от командующего фронтом до рядового бойца, искренне верили, что этот рубеж враг ни за что не преодолеет. И чем сильнее верили в это, тем упорнее дрались и тем сильнее переживали потом трагедию очередного отхода.
Глава третья
ОКРУЖЕНИЕ
Винтовая лестница башни порядком измотала нас. Подполковник Ковалев удачно сравнил подъем по крутым железным ступенькам с нашим отходом от границы. С каждым днем отступления, с каждым боем мы теряли свои силы, все чаще и чаще задыхались в атаках, но зато все выше и выше поднимались в понимании военного дела…
— И теперь, друг мой, — Ковалев перевел дыхание, — наш третий рубеж будет последним: отступлению конец! Хватит! Наш фронт не то, что соседний…
В конце сентября мы узнали о катастрофе на Юго- Западном фронте: четыре армии во главе со штабом и командующим фронтом попали в окружение. А Южный фронт к началу октября настолько стабилизировался, что Ковалев в своем оптимизме был не одинок. Я тоже, разумеется, хотел, чтобы наш рубеж подвел черту отступлению. Однако после потери Днепра я допускал возможность нового отхода. К тому же вчерашнее показание пленного, ночной шум в стане врага настораживали. Не иначе, готовилось крупное наступление.
— Пусть сунутся, — с угрозой сказал Федор Андреевич. — Моя дивизия, по крайней мере, не дрогнет. Насмерть будет стоять!
— Мне думается, Федор Андреевич, не всегда надо стоять насмерть. Все зависит от условий, обстановки. Если, скажем, полк окружают, зачем губить его? Лучше вывести, пока не поздно, а потом при более благоприятной ситуации ударить, разгромить врага или хотя бы измотать.
