Батальоны вступают в бой - [15]

Андрей Курдюков — мудрый воин. Он, в отличие от многих «храбрецов», никогда не подставлял голову под пули, не вылезал на бруствер без нужды. И в то же время коновод выполнял опасные задания смело. Его любимая поговорка: береженого и враг бережет.

У более опытного бойца он не стеснялся поучиться. Еще на границе Андрей всегда радовался, когда я навещал своего друга подполковника Ковалева. Тогда Федор Андреевич командовал полком, который занимал оборону рядом с моим батальоном.

Ковалев получил первый орден еще во время финской войны. У него за плечами не одно сражение. И Курдюков любил расспрашивать подполковника о поучительных военных историях, о солдатской смекалке, находчивости.

Как стемнело, первыми начали действовать полковые разведчики. Их возглавил младший лейтенант Калинкин. Курдюков вошел в эту группу как рядовой автоматчик, однако скоро стал первым помощником Калинкина. Андрей искусно сооружал плоты. Чтобы в темноте своего не принять за врага, он предложил к поясным ремням привязать белые лоскуты. Его способ подавать сигналы трассирующими пулями оказался наиболее простым и понятным. Это по его совету Калинкин провел накануне репетицию ночного налета на вражеский населенный пункт.

Опытом своим Курдюков делился охотно, с шуточками, прибауточками. Между делом рассказывал анекдоты. Где Андрей — там смех, хорошее настроение. И дело спорилось.

Как-то был случай. Одно из наших подразделений поднялось в контратаку. Противник встретил его сильным огнем. Несколько молодых бойцов бросились в воронку и залегли. На призывы «Вперед!» они не реагировали. Тогда к ним подполз Курдюков и весело: «Ребята, что сгрудились, как котята? Одна граната вас прошьет, как вату. А ну, за мной вон в ту траншею крой!»

И ребята пошли за Курдюковым.

Андрей родился под свист и гиканье махновской банды. Она ворвалась в село. Мать Андрюшки испугалась за мужа, красного командира, которого только что, раненного, принесли к ней в избу, и схватилась за большой живот. Отец заменил бабку-повитуху. Да и нянчил сына больше он, чем мать. Григорий, без ноги, сапожничал дома, а Марья работала в поле. И видать, бывший командир эскадрона, оказался неплохим воспитателем. Андрюша хорошо бегал на лыжах, купался до первого снега, летом пас лошадей и научился лихо ездить на них. В армии он стал отличным кавалеристом. Сейчас ему шел двадцать второй год, а по военной сноровке, боевому опыту и солдатской смекалке Андрей мог тягаться с более зрелыми бойцами.

Еще в снегах Карелии, где нам пришлось воевать больше в пешем, чем в конном строю, я приметил Андрея Курдюкова. Он сплел тогда для своего Жулика особые лапти, и там, где наши лошади проваливались по грудь, его рыжий проходил, как лось.

В районе Петрозаводска Курдюков заменил моего ординарца, который отморозил ноги. С тех пор Андрей неразлучно со мной. Он меткий стрелок, ловкий наездник и прекрасный коновод.

Разведчики благополучно достигли противоположного берега. Тишину нарушили взрывы гранат и автоматные очереди. Я впервые руководил ночными наступательными действиями и поэтому чувствовал себя не совсем уверенно. Слушая информацию с правого берега о ходе завязавшегося боя, я подчас сосредоточивал свое внимание не на ее содержании, а на голосе телефониста: мне казалось, что он чего-то не договаривает, и я, может быть, не совсем впопад кричал в трубку: — А разведчики что? Как они там?..

6

Я поймал себя на мысли, что плохо знаю людей, которые меня окружают, и дал слово обязательно расспросить Калинкина о его жизни до армии.

У Калинкина был тонкий музыкальный слух. Он где-то раздобыл губную гармошку и очень быстро ее освоил. Но кто-то из дивизионных начальников сказал ему: «Эх, ты… после фашиста в рот взял!» Калинкин стал играть тайком.

Уходя на ту сторону Днепра, он оставил инструмент мне. Нащупав его в кармане, я вспомнил наш с ним разговор на берегу реки.

— Если вылазка удастся, — сказал Калинкин, — то она принесет нам не только славу, но и горе.

Я привык к остроте его мысли, но тут сделал большие глаза:

— Горе? Имеешь в виду жертвы, потери?

— Потери, товарищ капитан, неизбежны. А вот если успех, тогда вдумайтесь только!..

Я не понимал его. Разгром румынской бригады нам был выгоден. Наша 18-я армия находилась в центре Южного фронта. Севернее Никополя оборону держала сильно потрепанная 12-я армия, а южнее, примыкая к Черному морю, находились некоторые соединения 9-й армии. Остальные ее силы были прижаты противником к Одессе. На их основе образовалась Отдельная Приморская армия.

Все армии Южного фронта получили пополнение, однако неприятель по-прежнему превосходил нас в живой силе, боевой технике и, скажем честно, в умении воевать. Правда, последнее относилось лишь к немецким войскам. Натренированные, хорошо оснащенные, они все время жали на фланги нашей армии, пытались прорваться и окружить нас. И сейчас, согласно данным разведки, немецкие войска готовились к фланговым ударам, чтобы зажать нас в «клещи». В частности, 11-я немецкая армия пыталась форсировать Днепр в районе Херсона.

Если нам удастся разгромить румынскую бригаду, немцы неизбежно призадумаются: русские форсировали Днепр, захватили плацдарм и не исключено, что вобьют «клин» в центре группы армий «Юг». Германское командование, естественно, потребует от своих союзников сбросить нас в реку. И пока они этого не сделают, навряд ли гитлеровцы осмелятся наступать на флангах.