Батальоны вступают в бой - [10]

— Правильно! — подхватил Сосин. — Ты, Александр Андреевич, учти: задание ответственное, железнодорожное хозяйство большое, все разбредутся, даже братья будут действовать врозь. И этот хлюпик, паникер при первом же обстреле удерет домой…

Я задумался. Михаил Круглов действительно производил впечатление неврастеника: высокий, худой, он подергивал плечами, потирал ладони и ходил, как больной, долго пролежавший в постели. И вместе с тем что- то меня в нем подкупало. Михаил смотрел в глаза прямо, ничего не таил, высказывался смело, живо откликался на просьбы товарищей и быстро сходился с людьми. Особенно поражала его привязанность к старшему брату. А главное, он дважды делом доказал, что вместе с Павлом способен на героизм: спасал паровоз, ловил Мамалыгу и отбивал ночную атаку десантников.

К сожалению, у меня не было времени раздумывать. Я спешил в штаб дивизии. Шугаев, подавая мне на подпись политдонесение, предупредил, что он, как политрук, не имеет права скрыть попытку к дезертирству…

А Сосин добавил:

— Особый отдел сначала прочешет твоего подшефного, а потом тебя. Быть неприятности!

Правду сказать, я тоже не очень-то хотел брать Михаила в батальон, но старший брат поручился за него: «Миша не трус, он просто пока не верит в нашу силу». Павел просил меня не разлучать их. Кругловы вместе росли в детдоме, вместе закончили железнодорожный техникум, приехали в Бессарабию. Потом на пару ездили на паровозе и теперь оба стали добровольцами.

Павлу я дал слово, что не разлучу братьев. И сейчас мне было, конечно, неудобно направить младшего на окопные работы. После раздумий я окончательно утвердился в решении послать Кругловых на задание вместе.

Примчался Сеня Бердникович и со слезами на глазах доложил:

— Товарищ комбат, шальным осколком убило Леру…

Замполит стал утешать пария, и Бердникович несколько успокоился.

В штаб дивизии я ехал с плохим настроением. Предстояло огорчить начальство. Хотинскую переправу мы прикрыли слишком большой ценой: батальон потерял роту Романенко и взвод БА-10…

Все ли я сделал, чтобы спасти их? Найти оправдание проще, чем признать себя виновным. В Хотине мы взаимодействовали с другими арьергардами, но я не обратился к ним за помощью. Больше того, на правом берегу, ожидая переправы, бездействовали два полка соседней дивизии. Но и эта возможность не была использована.

Мне казалось, что полковник Червинский не случайно вызвал меня сегодня, а не вчера, сразу же после переправы. Видимо, за сутки он расследовал обстоятельства гибели стрелков и танкистов.

Шоссе, по которому мы ехали, было забито отходящими войсками. Раскаленное солнце допекало не хуже авиации противника. И, как назло, ни ветерка, ни тучки. К закату, правда, немного спала жарища, зато пыль над дорогой стояла, как мука на мельнице. На зубах скрипел песок, першило в горле.

Кругом зеленели арбузы. Раньше топтать бахчу не разрешалось, а теперь все равно. Меньше врагу достанется.

Обидно, чертовски обидно, что вся эта лавина войск с пушками, минометами, танками не наступала. А отступая, не успевала уничтожать ценности. По ту сторону Днестра до самого Прута остались огромные поля кукурузы, пшеницы, винограда, склады с провизией, магазины, полные товаров. Не успели разрушить и мастерские, заводы, железную дорогу. А сколько в Хотине наших квартир со всем имуществом!

Об этом заговорил со мной и полковник Червинский.

— Хватит преподносить врагу подарки, — промолвил он, направляясь к опушке леса, где меж кустов чернела «эмка». — Довольно! — Немного помолчав, спросил: — Нашлись у тебя железнодорожники?

— Имеются, товарищ полковник. Двое. Братья Кругловы…

— Это не они помогли нам с «языком»?

— Они самые, — ответил я и достал из планшетки политдонесение. Мысленно представил, как сейчас омрачится лицо комдива: потеря целой роты — первая крупная потеря дивизии. Краска прилила к моему лицу.

Полковник заметил, что со мной творится что-то неладное и вопросительно взглянул на лист, вырванный из школьной тетради.

— Письмо от жены? Что-нибудь случилось?

— Нет, товарищ полковник, донесение…

Комдив пробежал глазами по строчкам и решил, что нашел корень моего смущения.

— Да, понимаю, если не вернется — пятно на всю дивизию. У нас пока не было ни одного дезертира… А вот Романенко, — Червинский потряс листком, — молодец! Всей роте слава! Ни один не дрогнул. Вот так надо воевать. Жертвуя собой, они обеспечили нам отход. Пример для всей армии!..

Он говорил, что на войне не без жертв, а я думал о том, что героическую роту можно было спасти. Другое дело, что я не имел еще достаточного опыта в организации взаимодействия. Но комдив спешил в штаб корпуса и дал понять, что сейчас не имеет возможности заниматься анализом действий батальона.

В политотделе я встретил редактора дивизионной газеты. Черный, с орлиным носом, он как ястреб налетел на донесение. Капитан плохо видел знаки различия и часто первым приветствовал младших командиров, зато он хорошо ориентировался в написанном и умел быстро находить нужный для газеты материал.

— О роте Романенко и Гудкове дадим на первой полосе! А вот этого паникера, — редактор тряхнул очками, — надо раздраконить.