Бастион одиночества - [181]

— Пойдемте. На нас как раз никто не смотрит.

— Господи…

— Но сначала покажите, где здесь у вас туалет. Я проторчал здесь целую ночь.

— Да уж…

Когда я вышел из уборной и заметил сочувственный взгляд Мальчика-на-побегушках, то немного успокоился.

— Надо же было случиться такому именно сегодня. Вам крупно не повезло.

— Точно, — согласился я.

— Впредь будьте осторожнее.

— Непременно.

— Я серьезно говорю.

— Я тоже.

Когда мы приблизились к «А/Б двери», я прошептал:

— Скажите, например, что я забыл кое-что в машине.

Мальчик-на-побегушках напустил на себя строгую небрежность и мрачно, будто испуганный подросток, крикнул кому-то в кабинете с окошком в центре клетки:

— Этот парень возвращается на стоянку. Я его провожу.

— Хорошо, — негромко ответили изнутри. Нас пропустили.

— Кстати, а что сегодня стряслось? — спросил я, когда мы подошли к автостоянке. Утренний свет, расчесывавший кроны деревьев, слепил мои утомленные глаза. От меня, наверное, жутко пахло, как от любого, кто не побывал в ванной после ночного сна. Расхаживавшие по гравию три сердитые вороны хлопнули крыльями, поднялись в воздух и, пролетев над оградой с острыми металлическими крючьями поверху, устремились в сторону дороги. Птицы скромно ознаменовали мое освобождение: мне не терпелось добраться до своей машины и выпить где-нибудь чашечку кофе.

— Черт, — сказал Мальчик-на-побегушках, удивляясь тому, что, находясь почти что на месте происшествия, я не знал, в чем дело. — Один парень в ШИЗО уломал кого-то из офицеров открыть камеру. Наверное, у этого скота были припрятаны ворованные ключи от других дверей. Сегодня нам такой разнос устроили! Тэлбот в бешенстве.

— А что с тем парнем? Сбежал? — Вывести меня за пределы тюремной территории Мальчик-на-побегушках согласился, очевидно, потому, что не желал добавлять масла в гневный огонь Тэлбота. Мне повезло. Устроить судьбу Роберта Вулфолка более аккуратно я просто не мог.

— Покончил с собой.

— Что? — поразился я.

Мальчик-на-побегушках закрыл глаза и высунул язык, изображая мертвеца.

— Может, кто-то его убил? — спросил я.

— Нет, — ответил он. — Самоубийство. Выйдя из камеры, этот псих добровольно распрощался с жизнью.

— Он ведь мог сбежать? Зачем ему понадобилось кончать с собой?

Мальчик-на-побегушках пожал плечами.

— Черт его знает. Он забрался на самую высокую башню и сиганул вниз. Сдикими воплями, как рассказывают. Приземлился на бетонные плиты. Жуткое зрелище. Труп сфотографировали, но смотреть на эти снимки скорее всего невозможно. Ничего более страшного здесь никогда не случалось. Говорят, руки каким-то странным образом переплелись, а грудь раскололась, как скорлупа. Он уже и на человека не был похож.

Глава 16

В зал Хоуги Кармайкла, оформленный в стиле Среднего Запада, с ковром, мебелью и полками, заполненными личными вещами Кармайкла, впускали лишь посетителей, заранее согласовавших свой визит. Я же ухитрился проникнуть туда без предварительной записи. По сути, все эти правила были выдуманы лишь для того, чтобы какой-нибудь наглец не уселся за пианино Хоуги, принявшись на нем играть, или не стащил письма, присланные композитору самим Биксом Байдербеком или Рональдом Рейганом. Ключи хранились у секретарши средних лет, которая сидела в Моррисон-Холле, в Архивах традиционной музыки. Поначалу она нервно прохаживалась по залу Кармайкла, наблюдая за мной, но, убедившись, что я не хулиган, удалилась. Я углубился в рассматривание нот и перевязанного ленточкой сценария «Иметь и не иметь» с автографами Богарта, Фолкнера и Хокса. Затем перешел в соседний зал и, надев наушники, некоторое время прослушивал творения Кармайкла. В том числе и «Колиджьенс» в исполнении группы его друзей-музыкантов из Индианского университета: хот-джаз с соло на скрипке под названием «Марш хулиганов». Я прослушал эту запись несколько раз, потом вернулся в сад «дзэн» — первый зал.

Покинув Уотертаун, я, словно в наказание, ехал весь следующий день и еще полночи в сторону Пенсильвании по ровной трехполосной трассе, которая не могла ни карать, ни прощать и давала мне право самому делать выводы и вершить суд над собою. Теперь я понимал: я разбудил Аэромена, чтобы убить Роберта Вулфолка. И Мингус, и моя копившаяся много лет ненависть, в которой я давал себе отчет лишь наполовину, сыграли в этом немаловажную роль. Не обошлось и без искры вдохновения. Эта история началась с падения Аарона К. Дойли в парке на Пасифик-стрит, свидетелем которого я стал двадцать три года назад, — все, что поднимается, непременно опустится. Аэромен стал черным трупом на бетонной плите. А ведь я поступил не совсем честно: не рассказал Роберту о свойстве кольца делать его владельца невидимым. Интересно, узнал ли он сам об этом. Я раздумывал, действительно ли охранники видели человека, который, падая вниз, орал, будто дикий зверь, могли ли они вообще что-нибудь заметить до того момента, когда на земле появился изуродованный труп.

Я долго считал, что должен идти по пути Авраама, что мое назначение в жизни — раз уж я не умею летать или, например, петь, — удалиться в Бастион Одиночества и заняться сбором материалов и ваянием скульптурных портретов ушедших в никуда друзей. На худой конец, погрузиться в мир аннотаций: я диджей, я тот, чью роль исполняю. Но вот я пересек страну, сев в самолет, безумный астромен с прозрачными намерениями — освободить из Уотертауна Мингуса и Роберта. Аведь они не звали меня на помощь. Быть может, я неосознанно душил жившую во мне Рейчел — Бегущего Краба, способного все уничтожить и сбежать, разрушить чужие жизни и поспешно удрать.