Басня о пчелах - [2]
Если вы спросите меня: почему я все это сделал? Сui bono? И что хорошего принесут эти взгляды? Искренне отвечу: за исключением того, что они развлекут читателя, я полагаю, абсолютно ничего. Но если бы меня спросили, что естественно следовало бы ожидать после обнародования их, я бы ответил, что, во-первых, прочтя их, люди, постоянно придирающиеся к другим, научатся смотреть на самих себя и, вопрошая собственную совесть, постыдятся бранить то, в чем они сами более или менее виноваты; и, во-вторых, те, кто так любит покой и удобства и пользуется всеми благами, которые являются следствием величия и процветания нации, научатся терпеливо переносить неудобства, кои не способно устранить ни одно правительство на земле, поняв невозможность наслаждаться сколько-нибудь значительной долей первых, не испытывая в равной мере дискомфорта последних.
Этого, как я уже сказал, следовало бы естественно ожидать от опубликования изложенных мною взглядов если бы людей можно было сделать лучше при помощи того, что им говорят. Но поскольку люди в течение уже столь многих столетий не менялись, несмотря на многочисленные поучительные и изощренные писания, посредством которых предпринимались попытки их исправить, то я не настолько самонадеян, чтобы полагать, что мой столь незначительный пустячок может добиться больших успехов.
Признав, что этот маленький каприз, вероятно, принесет мало пользы, я считаю себя обязанным показать, что он не может никому принести вреда, ибо, если напечатанное не приносит никакой пользы, оно по крайней мере не должно и сколько-нибудь вредить. Для этой цели я написал объяснительные заметки, к которым я и отсылаю читателя в тех местах "Басни", которые вероятнее всего могут показаться исключениями из этого правила.
Склонные к осуждению люди, вообще не видевшие моей басни "Возроптавший улей", скажут: что бы вы ни говорили о ней, она была затеяна только для того, чтобы представить "Комментарии", поскольку сама басня занимает всего одну десятую часть книги; вместо того чтобы пояснить сомнительные или темные места, вы только якобы наудачу выбрали такие, о которых вам хотелось больше сказать; и вы не только не стремились исправить ошибки, сделанные раньше, но допустили еще худшие и в бессвязных отступлениях показали себя еще более бесстыдным защитником порока, чем в самой басне.
Я не буду тратить понапрасну время, отвечая на эти обвинения: если люди предубеждены, на них не подействуют и самые убедительные аргументы; и я знаю, что те, кто считает преступным предполагать необходимость порока в каком бы то ни было случае, никогда не примирятся ни с одной частью этого произведения; но если его внимательно изучить, то всё оскорбление, которое оно способно нанести, должно вытекать из неправильных заключений, какие, возможно, могут быть выведены из него, чего я никому не пожелаю сделать. Когда я утверждаю, что пороки неотделимы от великих и могущественных обществ и что богатство и величие последних не могут существовать без них, я вовсе не говорю, что те отдельные члены обществ, которые виновны в каких-либо пороках, не должны постоянно подвергаться порицанию или нести наказание за них, если они перерастают в преступления.
Я полагаю, что пока те люди, которые вынуждены постоянно ходить пешком по Лондону, не принимают во внимание ничего, кроме своей одежды и своего личного удобства, среди них найдется мало таких, кто не пожелал бы, чтобы улицы его были гораздо чище, чем они обычно бывают; но если они однажды поймут, что многое из того, что доставляет им неудобство, является результатом изобилия, оживленного уличного движения и богатства этого могущественного города, то, если они хоть немного заботятся о его процветании, они вряд ли когда-либо захотят, чтобы его улицы были не такими грязными. Ибо если мы примем во внимание самые разнообразные материалы, которыми необходимо снабдить столь бесконечное, постоянное растущее число профессий и ремесел, огромное количество провизии, напитков и топлива, которое ежедневно потребляется здесь, мусор и отходы, которые неизбежно при этом остаются; огромное количество лошадей и других животных, которые постоянно заполняют улицы; повозки, экипажи и более тяжелые кареты, которые беспрерывно портят и ломают мостовые улиц, и больше всего бесчисленные толпы людей, которые постоянно бродят и топчутся всюду, во всех уголках, — если, говорю я, мы примем во внимание все это, то обнаружим, что ежеминутно должна образовываться новая и новая грязь; а если учесть, насколько большие улицы удалены от реки, сколько денег и труда надо вложить, чтобы убирать мусор и грязь так же быстро, как они возникают, то Лондон просто невозможно сделать более чистым, прежде чем он станет менее процветающим. А теперь я могу спросить: разве не может добропорядочный житель города, рассмотрев все, что было сказано, утверждать, что грязные улицы являются необходимым злом, неотделимым от благосостояния Лондона? И в то же время они ни в коей мере не служат препятствием для чистки обуви, подметания улиц и, следовательно, не наносят вреда ни чистильщикам сапог, ни уборщикам мусора.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В «Антологии кинизма» впервые в отечественной историко-философской литературе представлены на русском языке сохранившиеся фрагменты и уцелевшие сочинения древнейших киников, а также более поздних кинических и кинизирующих авторов, начиная с Антисфена Афинского и Диогена Синопского и кончая Дионом Хрисостомом и Лукианом иа Самосаты. Книга характеризует киническую мысль почти за тысячелетний период ее существования (V в. до н. э. — V в. н. э.).