Башня у моря - [85]

Кузина Амелия – крупная женщина, весом не менее семнадцати стоунов, у нее как минимум три подбородка и громадная грудь, а еще большие, печальные, коровьи глаза. Я даже представить себе не могу, как кузен Фрэнсис может осуществлять свои супружеские права среди всего этого жира, но я слышал, что у него в разных частях города есть любовницы. Нью-Йорк удобен для тех, кто хочет иметь содержанок, и для того, что американцы называют „домá“. Проституткам не разрешают искать клиентов на Бродвее: они могут только проходить там быстро и опустив глаза – зрелище любопытное. Их называют здесь „уличные девки“, и если они находят клиента, то заводят его в какой-нибудь проулок, куда не заявляется полиция. Потом есть места, которые называются „концертные салуны“, классической музыки ты там не услышишь, но зато джин льется рекой, а еще есть танцевальные дома, где танцорки – сущие отбросы общества».

Я пытался описать ему все это так, будто своими глазами видел все эти места, но на самом деле только слышал про них от кузена Фрэнсиса как-то вечером, когда женщины ушли из столовой, а он с удовольствием принялся за свою вторую бутылку портвейна. Он предостерег меня от посещения таких мест, поскольку там процветают воровство и всякие болезни.

«Но тебе бы здесь понравились азартные игры, – писал я Дерри. – В штате Нью-Йорк они под запретом, но никто на это не обращает внимания, а меньше всех – полиция. Игорные дома есть всего в одном квартале от Бродвея, а еще их много в Ист-Сайде – в Боуэри, квартале, где живут бедняки. Самая популярная игра в Америке – фараон. Игорные дома высшего класса обычно не жульничают, там роскошная мебель, а прислуживают тебе любезные чернокожие, большинство из них – бывшие рабы с юга. О боже мой, эта Гражданская война! Это вторая тема для бесед после импичмента президенту Джонсону. К слову, об импичменте; слушать, как кузен Фрэнсис непрерывно твердит об угрозе конституции, еще хуже, чем если бы тебя принуждали читать о новейших планах Вестминстера провести парламентскую реформу. Но я не хочу сказать ничего дурного в адрес кузена Фрэнсиса, гостеприимством которого пользуюсь, и думаю, если он станет моим тестем, то мне придется привыкнуть ко всем его скучным речам о политике».

Ответ Дерри на мое пространное письмо о семье Сары, уличных девках и фараоне прибыл вскоре после того, как я сделал Саре предложение.

«Касательно Маргарет, – начал он на принятый у адвокатов манер, – тут ясно как божий день, что она ревнует к Саре, но не потому, что она занимает такое важное место в голове Фрэнсиса. Ты иногда бываешь очень туп, лорд де Салис.

Касательно кузена Фрэнсиса и кузины Амелии: как две такие жуткие особи могли породить Чувственную Сару? Что представляет собой ее брат? Поскольку ты его не вспоминаешь, я предполагаю, он живет не дома – учится в Гарварде, или как там у них называется их колониальная имитация Оксфорда.

Касательно твоей страсти: ты всегда был подвержен невероятным прихотям. Я считаю эту черту частью твоего обаяния, но, откровенно говоря, Патрик, – ты ведь не всерьез рассматриваешь эту странную идею – жениться на американке? Жениться, когда тебе всего двадцать три, – мне кажется, это ужасная трагедия, при этом ты ведь не в моем положении и не женишься ради денег. Кстати, моя последняя богатая наследница уехала в Англию и теперь обручена с каким-то ничтожеством по имени лорд Джордж Суиндон-Каннингам. И потом, если уж тебе приспичило жениться в двадцать три, то почему на американке? Опять на тебя оказывает влияние эта твоя мачеха, или я полный идиот. Но я не скажу ни одного дурного слова о Маргарет, поскольку если она возражает против твоего интереса к Саре, то мы с ней союзники. Да, судьба создает странные супружеские союзы… Кстати, постельные вкусы американок, кажется, весьма забавны, хотя если Господь так распорядится, что я женюсь на американке, то я первым делом заткну ей рот кляпом, чтобы она меня не отвлекала. Американский акцент выбивал бы меня из колеи, к тому же американские женщины всегда такие деспотичные, я не исключаю, что они, лежа на спине и разведя ноги, дают руководящие указания своему избраннику. Бога ради, возвращайся в Англию, прежде чем ты сделаешь какую-нибудь глупость. Твой и проч. Дерри».

Меня его письмо позабавило, но и взбесило. Ссылки на Маргарет меня не расстроили, потому что Дерри всегда говорил про нее всякие глупости, но его замечания об американских женщинах (которые, пусть и опосредованно, затрагивали и Сару) просто вывели меня из себя. Я до того разозлился, что даже пожаловался Маргарет: Дерри, мол, в пух и прах раскритиковал мою идею жениться на американке.

– А что он, черт его дери, скажет, когда узнает, что я уже обручен? – мрачно проговорил я.

– Он привыкнет к этой мысли, – резко бросила Маргарет и добавила более мягким, убедительным тоном: – Я ведь в конечном счете привыкла, так почему бы и ему не привыкнуть? Признаю, некоторое время я думала, что тебе не следует жениться на Саре, но теперь…

Настроение у меня улучшилось.

– Ты правда одобряешь?

– Да. – Она помедлила, прежде чем проговорить с большей уверенностью: – Да, одобряю. Некоторое время я колебалась, но теперь уверена: это к лучшему. Вполне уверена, – повторила она, словно на этот счет оставались еще какие-то сомнения, а потом улыбнулась и добавила: она жалеет, что была резковата со мной в последнее время.