Башня - [67]

В шахте было темно: лишь слабый электрический свет, пробивающийся сверху (из вентиляционных камер, стоявших через каждые пять этажей; там небольшие вентиляторы поддували отработанный воздух в гигантскую трубу), озарял оцинкованные блестящие стенки. В этих отсветах он увидел, как первый боец решительно и уверенно, будто и не знал другого способа подниматься на верхние этажи, полез вверх. За ним последовал второй.

Дубенский отошел в сторону, пропуская остальных.

Он не мог видеть взгляда, устремленного на него Кондратьевым, но уловил движение, которым капитан, чуть помедлив, хлопнул по плечу третьего бойца, и тот послушно шагнул вперед.

– Вот что… – Жесткая и сильная рука схватила Дубенского за шиворот и подтянула к себе – так легко, словно бы Михаил и не весил девяносто два килограмма при росте метр восемьдесят девять. – Ты сейчас полезешь наверх, понял?

– Нет, – еле слышно ответил Михаил и покрутил головой.

Вместо ответа он получил легкий удар раскрытой ладонью в лоб.

– Мы не на прогулку собрались, и ты не сидишь, почесывая пузо, у себя в кабинете. Здесь сто пятьдесят человек, соображаешь? И они ждут помощи. Где, ты говоришь, технический этаж? На пятидесятом? Ты взлетишь по этой лестнице и будешь думать вот о чем: каждый этаж – это три спасенных души. Усек?

Дубенскому стало холодно, и виной тому был не только поток влажного воздуха сверху.

– Я…

Кондратьев не дал ему договорить.

– Манда рожает дураков, а Родине нужны герои. Ты будешь героем, парень! Твоя семья будет гордиться тобой! – голос капитана вдруг изменился: из резкого, приказного, он стал мягким и вкрадчивым. – Я бы, конечно, мог и сам, но, извини, не закончил компьютерные курсы. Зато свою часть работы я сделаю, как надо, можешь не сомневаться… – В чем – в чем, а в этом Дубенский не сомневался. – Нам без тебя никак. Давай, дружок! – Кондратьев подтолкнул Михаила к этим проклятым скобам.

– Скажите… – он почти знал, каким будет ответ, но все же… надеялся. – У вас нет… никакой страховки?

В темноте сверкнули белые зубы капитана. Та же самая рука – вроде бы и небольшая, но очень крепкая – снова схватила его за шиворот и оторвала от земли.

– Это тебя устроит? Я буду снизу, если что, подхвачу… – Кондратьев заметил, что он не только не успокоил Дубенского, но скорее, наоборот, еще больше напугал. – Да ничего с тобой не случится. Вперед! Разрешаю тебе помочиться мне на голову, если уж будет совсем невмоготу, но только не останавливайся. Давай! Пошел!

Дубенский шагнул вперед и положил руки на прутья. «Главное – не смотреть вниз. Что бы ни случилось, не смотреть вниз. Отключить мозги, забыть про то, что внизу – пустота…»

– Ребята! – сказал капитан, обращаясь к бойцам. – Если кто надумает падать, то тихо, без крика. Лады?

Бойцы сдавленно захихикали, словно услышали самую смешную шутку в мире, Дубенского же бросило в дрожь. Юмор Кондратьева казался ему чересчур черным. Но самым страшным было то, что это… вовсе не было шуткой. Это был приказ, и он не сомневался, что если кто-нибудь из «ребят» сорвется, то будет падать молча, ударяясь о гулкие податливые стенки шахты и до последнего думая, как бы не подвести товарищей.

Рука Дубенского, уже протянувшаяся к ближней скобе, застыла в воздухе.

– Ну что опять? – голосом, лишенным всяческого дружелюбия, спросил капитан.

– Я… Я не взял перчатки. Боюсь, руки замерзнут…

Катание на гидроцикле по глади Клязьминского водохранилища всего лишь пару часов назад теперь казалось таким далеким и нереальным… А собственная напыщенность и строгий тон, которым он разговаривал с подчиненными, – глупыми и нелепыми…

«Да пропади она пропадом, эта Башня! – подумал Дубенский. – Чертова собачья работа! Чертовы деньги! Какого хрена я позарился…»

Ощутимый толчок в область правой почки заставил его поморщиться и вернуться к действительности.

– На! – Кондратьев снял с рук перчатки и отдал Дубенскому. – Только не вздумай говорить, что размер не тот или фасон тебе не подходит.

Дубенский покорно натянул перчатки.

Он был хозяином в Башне – когда-то. Никто не посмел бы ему «тыкать», и уж тем более тыкать ему кулаком в почки. Но не сейчас. В эту минуту хозяином в Башне был некто, засевший в помещении центрального пульта на техническом этаже (возможно, и не человек, а просто смертоносный хаос), а хозяином его жизни (и еще восьми молодых отчаянных жизней) – этот квадратный мужчина среднего роста с холодными безжалостными глазами. Перед ним стояла задача – цель, оправдывающая любые средства. И Дубенский не чувствовал ни тени сомнения: ни в голосе, ни в жестах капитана. Это был человек, готовый (и наверняка не раз делавший это) идти по трупам. В том числе, и по его, Дубенского, трупу.

До сегодняшнего дня он видел лишь одного такого человека – Мерзликина. Казалось, босс, разговаривая с людьми, изо всех сил стремился скрыть свою истинную сущность. Его подвижное некрасивое лицо складывалось в тысячу смешных и нелепых гримас, но иногда злобная решимость зверя все-таки прорывалась наружу, и в такие моменты Дубенскому становилось страшно.

А Кондратьев… Он ничего и не скрывал. Наоборот, он показывал Дубенскому, что знает, как заставить его взобраться по этим скобам до самого пятидесятого этажа.