Башмаки на флагах. Том второй. Агнес - [6]

Он закрыл глаза и стал тереть их рукой, словно прогоняя наваждение.

«Быстрее бы уже на войну. Хоть на какую-нибудь. Там уж спокойнее будет».

Не дожидаясь обеда, хотя и хотел уже есть, он уехал из дома. Опять дули юго-восточные теплые ветра. Середина февраля, скоро уже весна. На дорогах корка льда, залитая водой, шаг в сторону — глина оттаявшая. Он с одним Увальнем поехал сначала на пристань, где узнал от мужиков с пришвартованной баржи, что весь уголь уже перевезли и последние телеги с углем только что ушли в город. Значит, успели все перевезти до распутицы. А вот тес и доски господин Гевельдас начнет возить со следующей недели. Так что доскам придется лежать под навесом, пока дороги не просохнут. Ну хоть уголь успели перевезти. Надо было узнать у племянника, как в городе идут дела с его продажей.

Он заехал к сестре, но дворовый мужик сказал ему, что господин капитан Рене безотлучно сидит в лагере за рекой, а его жена, госпожа Рене, забрала младшую дочь и уехала в Мален навестить свою старшую замужнюю дочь. Никого он не мог застать дома, все его офицеры были либо в лагере, либо занимались делами. А так как день уже клонился к закату, самому ему в лагерь ехать не хотелось. Ну не ночевать же там. Пришлось поехать домой. К своим прекрасным женщинам.

Конечно, там его встретила Бригитт. Как всегда опрятная и в добром расположении духа. Она сразу подала ему воды помыться и стала накрывать на стол, приговаривая:

— Кажется, к ужину никого не будет. Госпожа фон Эшбахт и госпожа фон Мален просили подавать ужин в покои. Может, лишь мать Амелия придет.

Так и получилось, за ужином они были за столом втроем. И разговор вышел весьма приятный. А когда ужин закончился, сверху спустился паж графини и поклоном сказал:

— Если господину будет угодно поцеловать племянника перед сном, как раз самое тому время. Вскоре кормилица его заберет к себе.

Первый раз Брунхильда звала его к «племяннику». Конечно, был в этом какой-то подвох, но, как ни странно, кавалеру захотелось увидеть «племянника». Захотелось взять его на руки и даже покачать.

— Скажите графине, что перед сном я зайду к ней, — ответил он пажу достаточно холодно.

С определенного времени пажа он не любил.

Когда со стола стали убирать, он допил вино и пошел наверх, там по-хозяйски, не стучась, отворил дверь в покои графини. И обомлел.

Брунхильда был лишь в нижней рубашке. И рубашка та была настолько тонка и прозрачна, что не оставляла места никакой фантазии. Молодая женщина сидела у зеркала практически голой. Ни румяна не смыла, ни прическу не распустила. И спину, и зад, и темные соски сквозь рубаху видно. И это при том, что на ее же кровати развалился мальчишка паж и смотрит на кавалера. Кавалеру сильно захотелось даль оплеуху сопляку. А может и графине. Но он только с каменным лицом указал пажу на дверь. Тот тут же вскочил и покинул покои, прикрыв за собой дверь. А графиня, как ни в чем ни бывало, встала и, ничуть не стесняясь того, что все тело ее можно рассмотреть даже при тусклой свече, подошла к колыбели и взяла оттуда младенца:

— Племянник ваш на удивление спокоен. Монахиня говорит, что сие редкость для крупных мальчиков.

Волков взял у нее младенца и тут же все его раздражение и недовольство точно растаяли. И следа от них не осталось. Он прижал к себе младенца и сел на кровать графини разглядывая довольное лицо малыша. Графиня села рядом, заботливо поправляя пеленки ребенку, и невзначай почти голой ногою касаясь ноги кавалера.

Тут как раз в дверь постучали. И из-за двери донеслось.

— Госпожа, это я Гертруда.

— Да, — ответила графиня, — входи. — И пояснила Волкову: — Это кормилица.

Пришла опрятная баба из местных крепостных:

— Можно забрать ребеночка?

— Да, — Брунхильда довольно бесцеремонно отобрала младенца у кавалера, встала и, поцеловав ребенка, передала его бабе. — Будет шуметь излишне, так меня позови.

И выпроводила кормилицу, заперев за ней дверь. И тут же подошла к сидевшему на кровати кавалеру и сказала:

— Уже давно о том думаю, — она подошла, наклонилась к нему и поцеловала в губы. Сама была горячая, страстная. Навалилась на него, повалив на кровать. И, не отрывая своих губ от его, рукою опытной женщины стала искать то, что ей было нужно. На секунду оторвалась. — Ну, что мила я вам еще, господин мой, не скучали вы по мне?

Он ничего ей не ответил, церемониться с ней он и не думал: скинул ее с себя, так что у нее вся прическа рассыпалась, перевернул графиню на спину, задрал ей невесомый подол, да раздвинул ей ноги так широко, как только она могла вынести.

Нет, он ее не забывал.

Уже после стал он надевать свои панталоны. А она лежала на спине, все еще не прикрывшись ни периной, ни даже прозрачной своей рубахой, и говорила:

— Что, к рыжей своей шалаве идете?

Он промолчал.

— К чему вам? Оставайтесь тут спать. Она и одна переночует. Или у вас и на нее еще прыти хватит?

И тут Волкову подумалось, что графиня в подлости своей и не скучала по нему вовсе. А заманила его сюда и отдалась ему только лишь, чтобы насолить Бригитт. И чтобы совсем ей нос утереть, хочет оставить его у себя в спальне до утра.