Басаврюк ХХ - [7]

Светлейший господин

Тадеуш Закревский

(1814–1870)

Вокруг стояла тишина. Только лошади, храпя, крутились на месте, пытаясь поскорее уйти от этого города мертвецов.

— Барское кладбище, — нарушил наше молчание Петренко.

— Так что не для нас, — заметил я. — Значит, где-то поблизости люди должны быть.

Мы шли, ведя за собой лошадей, среди позеленевших памятников, полуразбитых мраморных рыдающих дев и скорбящих ангелов, взбитых гранитных плит со стертым золотом букв. Свежих могил не было. Чувствовалось, что человеческая рука давно не касалась к этим остаткам последнего хранилища ясной шляхты.

Впереди появилась невысокая часовня. Когда мы приблизились к ней ближе, стало видно перевёрнутое распятие, висящее над темным провалом ворот. Голова Христа была отбита. На облупленной стене нарисована большая звезда. За последние три года я видел множество разрушенных церквей, но на этот раз вид оскверненной часовни оставлял ощущение вмешательства непонятной и сверхчеловеческой злой силы.

— Без Краснюка здесь не обошлось, — сказал Бучма.

— Или чего-то еще худшего, — добавил Зозуля.

Наконец мы нашли путь, который едва заметно наблюдался между деревьями и уходил в туман дальше от жуткого места. Мы удалялись от кладбища. Где-то впереди послышалось тягучее завывание. Вдруг первый всадник остановился. Вдоль пути, прислонившись к дереву, спиной к нам сидел человек, одетая в серую шинель.

— Вот и Винт нашелся

Но человек продолжал сидеть, не реагируя на крики.

Петренко спешился, закинув винтовку за спину, подошел к Винта и тронул за плечо:

— Отдыхаешь, человек?

Человек завалилась на бок, фуражка взлетел, и на нас уставились пустые провалы вместо глаз. На черепе оставались куски гнилого мяса, ветер тихо колыхал совершенно белые волосы. Черные жили еще держали распятой то в бешеном хохоте, или в бешеном крике нижнюю челюсть. У мертвеца лежала винтовка и желтели рассыпаны патроны. Полуистлевшая десница сжимала саблю. На лезвии темнели пятна какой-то присохшей жидкости. Вокруг никаких следов. Шинель на груди стояла коробом, пропитав рудой, но дырок от пуль не было видно.

Что случилось с Винтом, понять было невозможно.

Казаки выкопали саблями могилу в земле. Петренко сбил с двух отесанных веток крест. Мы уныло стояли перед невысоким насыпью. В каком последнем бою погиб наш казак?

Зозуля, бывший полтавский семинарист, прочитал заупокойную. Я пытался ловить его слова, повторяя их про себя. Мне казалось, молитва читается над нами, что столкнулись с темным, запрещенным для земных людей с миром и обречены остаться в нем.

Быстро темнело. Мы ехали, держа оружие наготове. Чотар Сухомлин тщательно протер единственный «льюис», который оставался у нас, и положил его поперек седла. Чтобы здесь не происходило, казаться никто не собирался.

8 (Барский дворец)

Заросший путь становился все более узким. Я ехал первым, за мной — Сухомлин, у которого шел Петренко, а сзади трясли на лошадях Зозуля и Бучма. Смеркалось, и время было остановиться на ночлег. Неожиданно мой конь встал на дыбы и в страхе рванул вперед. Я встал стремена, всем телом натягивая поводья. Позади стучали копыта других оголтелых лошадей.

Пару верст мы неслись между деревьями, пока не справились с лошадьми.

Спешенный Петренко потерялся. Уже в кромешной темноте нам пришлось возвращаться на его поиски. Далеко в темноте треснул выстрел. Мы закричали и, время от времени стреляя в гору, отправились на эхо. Почти до утра мы проплутали лесом, но Петренко бесследно исчез.

Утром, крайне устали и подавленные, снова выбрались на тропу. Не было сомнения, что Петренко погиб. Кто охотился за нами.

Лес поредел, старые деревья постепенно менялись куцым молодняком и мы, проехав сквозь него, оказались перед широкой запущенной аллеей. Она вела к высокого здания — классического барского дворца. Видно было, что долгие годы никто не приходил сюда.

Почти все окна были избиты, сломанные двери валялись на ступеньках перед парадным входом между двумя облупленными каменными львами.

Мы поспешили и, оставив Бучме с лошадьми, осторожно, держа наготове оружие, зашли во дворец. Там царила тишина и замогильный холод. Мебель были разбиты, на полу валялись книги и обломки посуды. С простреленных и поцарапанных портретов на стенах на нас надменно взирали пышные дамы и кавалеры. В углах висели длинные пеньки сети. Обои давно уже потеряли первоначальный цвет и узоры и стали серо-зелеными, покрылись широкими пятнами плесени.

Мы проходили из комнаты в комнату, и мимо нас проплывали картины некоего сумасшедшего погрома. В большом зале лежал разнесен на мелкие обломки рояль. В библиотеке весь пол был засыпан книгами с перевёрнутых шкафов.

Скорее всего, дворец громили несколько раз. Сначала, видимо, это были местные крестьяне, как в те годы по всей Украине. Потом пришельцы красные, потом белые, затем некоторое атаман без определенного цвета, — мало кто мог разнести этот обречен обломок прошлого мира!

Посоветовавшись, мы решили немного отдохнуть во дворце. На случай, если придется защищаться от внезапного нападения, окна в зале позакладывали кирпичом, который позаимствовали с бывшей конюшни. Сухомлин установил своего «льюиса» напротив двери. Заморенных лошадей завели в соседнюю большую комнату. Спали по очереди. Первыми завалились Сухомлин и Зозуля. Бучма принялся жарить над раскаленным в камине огнем подстреленных диких голубей. Несмотря на нечеловеческую усталость, спать мне не хотелось. Я пытался сосредоточиться и понять, что происходило с нами последние дни? Нечто подсказывало мне — ключ к тайне находится в этом дворце. При свете угасающего дня я решил еще раз пройтись его пустыми комнатами.