Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - [14]

В соборе Сан-Стефано было темно и прохладно. Утреннее солнце почти не проникало сквозь узкие окна. Тени сгущались в углах собора, но в северном приделе было неожиданно светло. Через открытое окно волнами лился теплый свет.

— Фрески, — прошептал Бартоломе, увидев роспись на стене.

Ректор, страстный любитель и знаток живописи, рассказывал ему про фрески итальянских мастеров. Бартоломе подошел к картине.

Не законченные еще фигуры Мадонны и окружавших ее святых поразили его своей жизненной правдой и красотой. Особенно прекрасной показалась ему Мадонна…

Бартоломе не заметил, что за ним давно наблюдает художник, стоявший на высоком помосте. Художник стал тихо спускаться вниз, но вдруг последняя ступенька лестницы подломилась, и он тяжело упал, подвернув под себя левую руку.

Бартоломе бросился помочь упавшему и посадил его на скамью:

— Вы сильно ушиблись, сеньор? Не сломана ли рука?

— Не знаю… — морщась от боли, ответил художник.

Бартоломе осмотрел его руку:

— По-моему, кость цела. Но ведь я не врач.

Художник встал со скамьи. Это был немолодой человек, с красивым умным лицом и живыми темными глазами. В черных волосах его серебрилась седина.

— Разрешите, я провожу вас к врачу, сеньор, — сказал Бартоломе. — Надо убедиться, что рука не сломана и нет других внутренних повреждений.

— Мне действительно что-то не по себе. Кружится голова, — и он снова сел на скамью.

— Я сейчас отдам книгу приору и буду к вашим услугам, сеньор…

— Мое имя Джованни Конти, — ответил художник. — А вашу книгу может отнести мальчик, который растирает мне краски. Эй, Томазо! Он вечно торчит где-нибудь наверху и возится со своими голубями!

— Иду, мессер! — раздался звонкий голос, и через мгновенье, неизвестно откуда, появился смуглый маленький итальянец в синей, испачканной красками рубахе.

— Вы нездоровы, мессер? — испуганно спросил он художника.

— Да, я упал, и очень неудачно. Но меня проводит этот сеньор, а ты возьми его книгу и отнеси привратнику, а он пусть сейчас же передаст ее приору. Иди, да побыстрей!

Мальчик взял книгу и побежал в коллегию через внутренний дворик. Бартоломе, бережно поддерживая художника, вывел его на улицу.

— Врач живет недалеко, на улице Оружейников. — сказал Бартоломе. — Вам не очень трудно идти, сеньор Конти? Вы крепче опирайтесь на меня, не стесняйтесь!

— Вы заботливы как сын, дорогой сеньор студент!

— Меня зовут Бартоломе Лас-Касас.

На их счастье, врач оказался дома. Осмотрев руку художника, он с важностью сказал:

— Наш почтенный учитель Клавдий Гален рекомендует в таких случаях метод кровопускания с одновременной пункцией сосудов, ибо весьма возможна контузия или необратимое profluvium sanguinis^[21]. Но так как пульсация в поврежденном органе, то есть в руке, не нарушена и можно считать ее нормальной, то, возможно, мы обойдемся без кровопускания, — быстро добавил он, заметив на лицах художника и студента испуг. — А теперь, возвращаясь к рекомендациям Галена насчет состояния связок при растяжении…

— Может быть, лучше потуже перевязать руку, если вы считаете, сеньор, что это не перелом и не вывих? — перебил врача Бартоломе, чувствуя, что тот опять намерен забраться в дебри ученых медицинских терминов.

— Да, мой молодой коллега, вы совершенно правы, — благосклонно ответил врач. — Поскольку отпадает диагноз контузии, перелома и вывиха, то я думаю, что можно, следуя указаниям таких авторитетов, как Гиппократ и Захариус, употребить в качестве мази белый бальзам и наложить тугую повязку на поврежденную конечность. Кроме того, прописываю вам полный покой и постель до следующей пятницы! — и он ловко наложил на руку художника тугую повязку.

Посетители вышли из дома врача, а тот с довольным видом опустил в свой объемистый карман золотое песо.

— Вы разрешите проводить вас, сеньор Джованни, до вашего дома? — спросил Бартоломе художника.

— Но ведь у вас есть свои дела и обязанности, — возразил художник. — Вы и так потратили на меня все утро.

— Я сегодня освобожден от лекций, а то, что мне поручено сделать, я успею выполнить и позже.

— Тогда не смею отказаться от вашей помощи, тем более что мы уже почти пришли…

Завернув за угол, они вошли в узкую живописную улочку.

— А вот и мой дом! — и художник кивнул головой на двухэтажный серый дом с небольшим балконом. Решетки его были увиты дикими розами. На балконе сидела девушка с рукоделием. Увидев художника, она вскочила и перегнулась через перила. Белая кружевная мантилья соскользнула с ее черных волос и упала вниз, на мостовую.

— Пресвятая мадонна! — воскликнула девушка, заметив перевязанную руку художника. — Отец, что случилось? — и с этими словами она исчезла с балкона. Через секунду ее каблучки уже стучали по лестнице.

— Отец, дорогой! — Девушка тормошила отца. — Вас ранили? Это опасно?

— Тише, тише, Беатриче, — ласково ответил художник, обнимая дочь здоровой рукой. — Ничего опасного нет. Просто я упал с лестницы и немного повредил руку. А этот молодой сеньор был так добр, что проводил меня к врачу, а затем и домой.

Только теперь Беатриче обратила внимание на то, что отец не один. Она заметно смутилась. Быстрый взгляд ее больших черных глаз сказал без слов, что она очень благодарна молодому сеньору…