Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - [124]

— Сын мой, — ласково ответил Бартоломе, — мы не гоним тебя, оставайся с нами. Но бог запрещает людям иметь рабов. Ты поймешь это, а сейчас усни…

Негр, которого звали Хуанильо, постепенно поправлялся. За ним ухаживал Хасинте и рассказывал ему о сеньоре, у которого тот решил остаться.

— Он — сам господь бог! — убежденно сказал Хуанильо, когда услышал о жизни и делах Бартоломе. — Нет, нет, Хасинте, не говори, что я ошибся. Я слишком хорошо узнал испанцев!

Хуанильо, как и предполагал Бартоломе, был с берегов Гвинеи. Царек его селения продал португальцам в рабство всех своих подданных. Потом Хуанильо перепродали в Испанию, и он попал в Новый Свет.

— Нас было в трюме каравеллы много, очень много, — рассказывал Хуанильо. — Но до Индии доплыло меньше половины. Люди гибли от голода, духоты и тесноты. Их бросали в море, даже не прочитав молитвы…

Когда Бартоломе предложил негру помочь добраться до Гвинеи, тот печально ответил:

— Куда я поеду, падре? Вся моя семья давно продана в рабство, родная деревня разрушена. Мне некуда идти. Да и меня опять поймают и продадут. Оставь меня у себя! Твой слуга Хасинте стар и слаб… позволь мне быть твоим слугой. Посмотри, как я силен! — и Хуанильо одной рукой поднял тяжелую дубовую скамью.

И негр Хуанильо остался у Бартоломе. Сначала Хасинте ревновал его, но, увидев, что кроткий и добродушный великан не посягает на его права, а почтительно признал его старшим, успокоился. К тому же старый слуга видел, с какой преданностью и любовью Хуанильо оберегает его сеньора.

— Теперь, Хасинте, ты стал моим майордомом! — шутил Бартоломе.

— Ого, епископ, смотрите, вы, как настоящий кастильский гранд, имеете целый штат! — посмеивался Родриго. — Только не представляю, как вы их всех прокормите!

Бартоломе сообщили в порту, что из Кампече в Чиапас отходит небольшая галера с солью, которая может взять все вещи и 12 монахов. Несколько монахов решили пойти пешком. Они нашли проводников-индейцев и вместе с Томасом Касильясом отправились в Сьюдад-Реаль.

Наконец торги с пилотом пришли к концу и был назначен день отплытия. Накануне к Бартоломе прибежал смотритель порта и сообщил ему ужасную весть: галера была застигнута штормом и погибла. Утонули все, кроме трех монахов, которые находятся в индейском поселке Чампотон.

Горе Бартоломе и его товарищей не поддавалось описанию. Монахи никуда дальше не хотели ехать. А пилот торопил, так как надо было воспользоваться подходящей для плавания погодой.

Бартоломе пришлось показать пример: он первый вошел на борт каравеллы, а за ним все остальные. Ни солнце, ни голубое небо, ни попутные ветры не могли утешить путников в гибели девяти товарищей. Все молчали, иные плакали и молились. Все отказывались от пищи, даже Ладрада. Тогда Бартоломе достал еду, с помощью Хасинте накрыл на стол и стал сам через силу есть, чтобы снова показать пример своим упавшим духом спутникам.

В лагуне де Терминос они увидели обломки погибшей галеры…

В стане врагов

«Ты сердцем смел, ты никогда

Жестоким бедам не уступишь!»

Эсхил

Город Сьюдад-Реаль, столица провинции Чиапас, никак не оправдывал своего громкого названия «королевский город». Это был просто большой поселок с несколькими каменными домами, где жили богатые и знатные колонисты, и со множеством простых деревянных домов и хижин. Городской собор, тоже деревянный, был мал и беден, без украшений и даже без необходимой утвари.

Несмотря на сан епископа, Бартоломе жил также очень бедно. Он занимал вместе с монахами скромный деревянный дом около собора. Носил старую сутану простого капеллана, без всяких украшений. На стол его ставилась глиняная посуда, и пища была самой скудной, годной только для поддержания сил. Нечего говорить, что молодые монахи, которые садились за стол епископа, частенько вставали голодными.

Большая часть вещей Бартоломе погибла на затонувшей галере, иные были проданы в Кампече, но он ни о чем так не жалел, как о потере своих книг.

— Ах, Родриго, — сетовал Бартоломе по вечерам, когда они оставались вдвоем в тесной келье, — как мне не хватает Сенеки, Марка Аврелия, Данте и других моих друзей!

«И еще одной книги, которую я носил бы на своем сердце, как печать», — подумал, но не сказал Бартоломе. Его Петрарка, которого он пронес через все эти бурные годы, также погиб на затонувшей галере.

— Как много я отдал бы за самую маленькую библиотеку здесь, в Сьюдад-Реале, — продолжал он вслух.

— Но ведь можно выписать из Севильи эти книги, стоит только попросить ваших родных или друзей, — заметил Родриго.

— Нет, нет, Родриго, книги — дорогое удовольствие, мы не имеем права на это. В Кастилии надо просить денег на лекарства для больных, на продовольствие!

— Да, — улыбнулся Родриго, — клянусь вечным блаженством, я понимаю, когда наши молодцы постоянно рыскают в поисках еды, ибо ваши обеды поистине пища святого Антония.

— Они молоды, Родриго, а молодость нуждается в хороших и сытных обедах. То, чем бываем сыты мы, старики, мало для них.

— Ну, не знаю, как вы, — говорил усмехаясь Родриго, — а я бы сам не отказался от куска жареной козлятины или свинины! Хотя бы раз в неделю, — поспешно добавил он, видя, как огорчился Бартоломе.