Барсук с нашего двора - [13]
«Хорошо рассуждать на словах, — пробормотал мастер. — Похоже, вам ситуация доставляет удовольствие, зато у меня вся душа изболела. Дождя нет как нет, и дело, ради которого мы здесь собрались, отошло на задворки».
«О, мудрейший из мудрых, — гнул я свою линию, — при чём тут мы? Вызывать дождь умеешь только ты один, и нам это непостижимое искусство не освоить. Зато мы позаимствовали кое-что другое и очень благодарны за науку».
«Ах ты, краснобай! — пронзил меня взглядом ослепительно голубой барсук. — А позволено ли будет поинтересоваться, чем занимался ты, покуда остальные развивали свои способности?»
«Я?»
«Ты. Кто же другой?»
«Я… я, мастер, наблюдал. И подметил главное».
Лазоревый Барсук помолчал, затем прижал меня к своей лазоревой груди и растроганно произнёс:
«Благодарю тебя, дорогой Михейскорняжкин! Курсы наши оказались не без пользы. Я тоже кое-чему научился».
С этими словами мастер отпустил нас на все четыре стороны, строго-настрого наказав не останавливаться на достигнутом. Мы послушались его совета. Барсук-А с тех пор занял место первого барсука в оркестре филармонии, барсук-Б своей прозрачностью прославился в мировом цирковом искусстве, а барсук-В, знаменитый изобретатель, удивляет научную общественность всё более сложными открытиями. На днях мне попалась статья, где сообщается, что мой бывший соученик открыл примус, перекидной календарь и широкую накидку, под которой удобно прятать краденое. Надо полагать, в недалёком будущем он поразит мир дерзновенными новшествами, — мечтательно завершил свой рассказ Михейскорняжкин и умолк.
— Ну, а вы… — доверительно поинтересовался я. — Как же вы-то, уважаемый сосед?
— Я? Я по-прежнему предаюсь созерцательной деятельности. И многое, знаете ли, подмечаю, — ответил он.
Во дворе воцарилась тишина, располагающая к мечтательности и раздумьям. Зной застыл меж стен, как в каменном колодце. Внезапно шелест крыльев всколыхнул неподвижный воздух, и на мощённый булыжником двор опустился дрозд Енци. Тот самый, что в своё время, ещё до моего переезда сюда, переселился со двора вместе с деревом «птичьи ягоды».
— Добрый день, уважаемый Михейскорняжкин! — Отёр Енци вспотевший лоб.
— Приветствую тебя, милейший! Каким ветром занесло в наши края?
— Где тот ветер? Воздух застыл, не колыхнётся. Я принёс вам письмо.
— Неужто от нашего дерева?
— Нет-нет, тут вот какая странная история. Представьте себе, парю это я над рощицей с распростёртыми крыльями, в полной неподвижности, тщетно дожидаясь, вдруг да ветерок подует и меня прохладным течением подхватит, и замечаю некое… как бы это выразиться… явление. Едва заметное, почти сливающееся с голубизной неба. Подлетаю поближе и вижу, как по небу, снизу вверх, а точнее, сверху вниз… нет, пожалуй, всё-таки…
— Не томи, выкладывай!
— Ладно, не будем уточнять. Короче говоря, по небу летит барсук. Да-да, барсук! К тому же ослепительно голубой, даже, я бы сказал, лазурно-голубой. Барсук цвета лазурной голубизны!
— Знавал я такого! — оживлённо выпрямился Михейскорняжкин. — Кроме него, больше некому.
— И стоило мне поравняться с ним, — взволнованно продолжил Енци, — как он взглянул на меня. Полез в задний карман — а у него и правда был такой карман — и протягивает мне письмо. Извольте, говорит, передать адресату, а сам включил ускорение и был таков. Ну а я прямиком к вам, чтоб не говорили потом, будто бы из-за меня письмо пришло с опозданием. — И Енци вытащил из-под крыла адресованную Михейскорняжкину телеграмму на праздничном бланке, разрисованном полевыми цветочками.
Сосед с церемонной медлительностью вскрыл послание и прочёл, после чего протянул листок мне. Я же был настолько взволнован оказанной мне честью, что не решался заглянуть в текст.
— Смелее, — подбодрил меня сосед.
И я впился взглядом в строчки.
«Бр. Михейскорняжкину: дом 13, что на улице Сына Белой Лошади. Пролетая над вашей улицей, шлю сердечный привет. Надеюсь, вы с неизменным успехом продолжаете свои наблюдения. Лазоревый Барсук».
Сосед встал, потянулся всем телом так, что косточки хрустнули.
— Давайте-ка выдвинем кадку с олеандром на середину двора, — сказал он.
В полном недоумении мы с Енци, однако же, без звука повиновались и, несмотря на громкие протесты олеандра, выставили кадку на самый солнцепёк. Едва мы успели закончить работу, как небо заволокло тучами. Лёгкое дуновение ветерка коснулось листиков олеандра, а в следующий миг на деревце обрушился долгожданный ливень. Частые капли громко забарабанили по булыжникам, водосточные сливы едва успевали поглощать невесть откуда взявшиеся бурные потоки воды. По лицу моему струились ручьи, и каждая клеточка тела, казалось, упивалась влагой. Всё происходило как будто во сне. И тут я, вовремя спохватившись, помчался домой — завернуть оставленный открытым кран, который до этого лишь впустую хрипел и хлюпал, — прежде чем квартиру зальёт вкуснейшей водопроводной водой.
Как быть с лисицами?
— Я в растерянности, — как-то раз признался мне Михейскорняжкин. По обыкновению, он сидел на скамеечке, свесив ноги, вот только колечки сигарного дыма выпускал слишком уж сосредоточенно. — В полнейшей растерянности. Бр-бр, су-уший уж-жас!
