Баронесса Вревская: Роман-альбом - [39]

Шрифт
Интервал

Ваши похвалы Кавказу, тамошним видам и тамошней жизни, бесспорно, заслуженные похвалы: только они немножко меня беспокоят. Уж не задумали ли Вы махнуть туда весною вместо того, чтобы, по обещанию, приехать в Богемию — в Мариенбад или Карлсбад? Это было бы очень нехорошо с Вашей стороны — потому что я уже свыкся с мыслью, что увижу Вас и даже поживу с Вами вместе в мае. Потом, если хотите, уезжайте на Ваш Восток к Вашим пашам или к кавказцам. Жизнь проходит; нельзя рассчитывать на много лет вперёд — по крайней мере, я не могу этого делать — потому и откладывать ничего нельзя. Я продолжаю льстить себя надеждою, что месяца через три Вас увижу.

Уж как там ни вертись, а должно сознаться, что если и не верёвочкой и не черт — а кто-то связал нас. Вы мне ужасно понравились, как только я с Вами познакомился; потом мы как будто несколько разошлись; но со времени посещения в деревне узелок опять затянулся — и на этот раз довольно плотно. Смотрите, не вздумайте ни перерубать, ни развязывать этот узелок. И к чему? Кому от него вред будет? Увы! никому — ни даже мне... ни даже Вам!!

Вы ещё не прочли начало романа Л. Н. Толстого, который должен явиться в «Русском вестнике»? Как только прочтёте — сообщите мне своё впечатление. Я убеждён, что Ваш литературный вкус должен быть и гонок и верен. Ваше описание соседей, зимней поездки и т. д. — живо перенесло меня в родную Русь. Сознайтесь, Вы не пококетничали немного с «непонятным» певцом в голубом галстухе? Водочку он попивает — это плохо; при таких условиях даже кокетничать нельзя.

Очень бы мне хотелось провести несколько часов с Вами, в Вашей комнате, попивая чай и поглядывая на морозные узоры стёкол... нет, что за вздор — глядя Вам в глаза, которые у Вас очень красивы, и изредка целуя Ваши руки, которые тоже очень красивы, хотя велики... но я такие люблю.

Однако довольно болтать. Пора, как говорит кн. Мещёрский, поставить точку. От души желаю Вам всего хорошего и говорю: до свидания.

Искренне Вас любящий

Ив. Тургенев.


Париж.

50, Rue de Douai.

Понедельник, 22-го/10-го марта

1875.


Это очень любезно с Вашей стороны, милая Юлия Петровна, что Вы не оставляете меня своими письмами; но нехорошо то, что Ваше путешествие весною в Мариенбад всё ещё под сомнением. И Вы напрасно хитрите, говорите, что я посылаю Вас ко всем «пашам»; Вы очень хорошо знаете, куда я Вас посылаю и где бы хотел Вас видеть. Из этого всего я заключаю, что, несмотря на Ваши заверения, Вы всё ещё не прочь пококетничать — если не с голубым соседом, то с беловолосым приятелем. То, что Вы говорите о золотой волюшке и о том, как страшно скоро уходит жизнь, — всё очень верно и справедливо: да ведь клад в руки не даётся, оттого что это не от нас зависит; а собственной личностью распоряжаться — до некоторой степени — (заметьте эту поговорку) — зависит от нас. Вот я и посмотрю — до какой степени простирается... Ваша дружба ко мне — и в состоянии ли она привести Вас из Орловской губернии в Богемию — что и для Вашего здоровья будет очень полезно.

Так порвалась верёвочка на Ваших лапках? И крепка была верёвочка? — Моя не порвалась и не порвётся — а только растягивается. Говоря без аллегорий, я чувствую, что мне очень будет приятно Вас увидеть; чувствую также, что если мы теперь не встретимся — то уже никогда не встретимся, или если встретимся — то в «новом мире» — т. е. в старости — и «друг друга не узнаем» (как у Лермонтова). Вы всё это сообразите хорошенько — да и распорядитесь насчёт дел Вашей сестры, которые, полагаю, могут и без Вас обойтись, так как у ней есть муж.

А обо мне пока не сожалейте: приступ подагры был незначителен — и я хожу на обеих ногах, как все люди. Ничего при этом не делаю — что истинно постыдно. Мне всё кажется, что я ещё могу кое-что сделать — да, вероятно, так до конца дней только будет казаться.

Я здесь остаюсь всего два месяца. 15-го мая я непременно выезжаю в Карлсбад.

Читали ли Вы «Анну Каренину» Л. Н. Толстого? Скажите мне Ваше мнение. Я Вам пока не скажу своего. Посмотрим, будет ли оно согласно с Вашим.

У меня нет той карточки Бергамаско, которую я дал Шереметеву: а то бы я Вам её наверное выслал. С меня пишет портрет наш известный живописец Харламов: выходит удивительно. Когда он будет кончен, я с него велю снять фотографию — и... вышлю её Вам? нет, привезу её с собою в Карлсбад.

Все мои здесь здоровы; надеюсь, что и Ваши там поправились и хворость их прошла.

Будьте здоровы и Вы: не говорю Вам: прощайте — а до свидания. Целую нежно Ваши хорошие руки и остаюсь

душевно Вам преданный

Ив. Тургенев.


Париж.

Среда, 19-го/7-го мая 75.


На днях виделся с В. В. Шереметевым, милая Юлия Петровна. Он был здесь проездом и говорил мне о Вас. Он, вероятно, скоро увидит Вас и привезёт мой поклон. На личное свидание в Карлсбаде я уже не надеюсь; Ваше последнее письмо рассеяло мои ожидания. Не сомневаюсь в том, что Вы охотно бы туда приехали — и за то, что Вы мне это говорите, я благодарю Вас; но не сомневаюсь также и в том, что Вам не удастся освободиться от Ваших дел и обязанностей. Хотя мне это очень грустно — однако приходится примириться с необходимостью: быть может, я Вас увижу зимою в Петербурге, куда я приеду, если к тому времени окончу свою работу. Теперь я собираюсь в Карлсбад: через неделю выезжаю. Здоровье — пока ничего; подагра молчит. Авось она и там не заговорит. Мысль, что я Вас не увижу в Карлсбаде — мне неприятна, но кто знает, может быть, это и к лучшему. В гигиеническом отношении наверное к лучшему: скука, говорят, отличное подспорье водам и всяческому леченью.


Рекомендуем почитать
Тирадентис

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гейтс Уильям

Кому сегодня не известны Sony, Honda, Apple Computer, Microsoft? А что мы знаем о людях, их создавших? Чем отличаются гении от обычных людей? Врожденными качествами или талантом, как принято считать? Действительно ли природа важнее воспитания, а наследственность преобладает над социальными факторами? Может показаться, что нет, если вы рассмотрите историю жизни таких великих людей, как Эдисон, Пикассо, Эйнштейн. Альберт Эйнштейн был гениальным ученым ядерной эры, Пабло Пикассо – самым культовым художникомXX века, а Томас Эдисон – наиболее плодовитым в истории изобретателем.


Почти дневник

В книгу выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Валентина Катаева включены его публицистические произведения разных лет» Это значительно дополненное издание вышедшей в 1962 году книги «Почти дневник». Оно состоит из трех разделов. Первый посвящен ленинской теме; второй содержит дневники, очерки и статьи, написанные начиная с 1920 года и до настоящего времени; третий раздел состоит из литературных портретов общественных и государственных деятелей и известных писателей.


Если бы Бах вел дневник

Предлагаемая книга была написана в начале сороковых годов двадцатого века Яношем Хаммершлаг, известным венгерским музыковедом, органистом и композитором, выдающимся знатоком творчества Баха. В ней он стремился избежать всего того, что является не достоверной истиной, а лишь плодом воображения, так называемого проникновения в душу описываемого человека. Книга говорит словами подлинных источников и таким образом является попыткой обрисовать столь могучую в своей простоте, достойную удивления личность Иоганна Себастьяна Баха.


Загадка смерти генерала Скобелева

Генерал от инфантерии Михаил Дмитриевич Скобелев – что мы сегодня знаем о нем? Очень мало, его имя почти забыто, а ведь когда-то его слава гремела по всей России и многие соотечественники именно с ним, человеком действия, связывали надежды на выход из политического кризиса, потрясшего Россию в начале 80-х годов XIX столетия. Рассказу об этом удивительном человеке, многое в жизни и самой смерти которого до сих пор окутано тайной, посвящена данная брошюра.


Балерины

Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.


Окаянная Русь

Василий Васильевич II Тёмный был внуком Дмитрия Донского и получил московский стол по завещанию своего отца. Он был вынужден бороться со своими двоюродными братьями Дмитрием Шемякой и Василием Косым, которые не хотели признавать его законных прав на великое княжение. Но даже предательски ослеплённый, он не отказался от своего предназначения, мудрым правлением завоевав симпатии многих русских людей.Новый роман молодого писателя Евгения Сухова рассказывает о великом князе Московском Василии II Васильевиче, прозванном Тёмным.


Князь Ярослав и его сыновья

Новый исторический роман известного российского писателя Бориса Васильева переносит читателей в первую половину XIII в., когда русские князья яростно боролись между собой за первенство, били немецких рыцарей, воевали и учились ладить с татарами. Его героями являются сын Всеволода Большое Гнездо Ярослав Всеволодович, его сын Александр Ярославич, прозванный Невским за победу, одержанную на Неве над шведами, его младший брат Андрей Ярославич, после ссоры со старшим братом бежавший в Швецию, и многие другие вымышленные и исторические лица.


Гнев Перуна

Роман Раисы Иванченко «Гнев Перуна» представляет собой широкую панораму жизни Киевской Руси в последней трети XI — начале XII века. Центральное место в романе занимает фигура легендарного летописца Нестора.


Цунами

Первый роман японской серии Н. Задорнова, рассказывающей об экспедиции адмирала Е.В.Путятина к берегам Японии. Николай Задорнов досконально изучил не только историю Дальнего Востока, но и историю русского флота.