Баронесса. В поисках Ники, мятежницы из рода Ротшильдов - [51]

Итак, Монк заявил, что наркотики принадлежат ему. Более того, он просил отпустить Бада, а сам получил три месяца заключения в печально прославленной тюрьме на Рикерс-Айленд – тяжелейший травмирующий опыт. Не он первый, не он и последний: в 1998 году, почти полвека спустя, вопреки заметному прогрессу в области прав человека и прав заключенных в том числе, New York Times писала, что «заключенные тюремного корпуса на Рикерс-Айленд годами систематически подвергаются как спонтанным избиениям, так и спланированным нападениям охранников, о чем свидетельствуют судебные протоколы. За последние десять лет многие заключенные были жестоко избиты, отмечены переломы костей, разрывы барабанной перепонки, тяжелые черепно-мозговые травмы». Тут особо не драматизирует: «Телониуса жизнь полюбому не баловала. Он не умел ходить по струнке и играть по правилам». По крайней мере, когда после освобождения Монк вынужден был сидеть дома, то написал несколько песен, ставших классикой джаза и образцом для подражания.

Так я начала обнаруживать черты сходства между Монком и Никой. Обоим хватало безответственности, повседневные бытовые заботы они умели сваливать на других. Расписание, установленный распорядок дня, разумные траты и прочее мещанство – все это не для них. И оба без колебаний выбирали верный, даже героический путь в тот момент, когда речь шла о принципе и преданности, оба прекрасно отличали добро от зла. Ника сражалась на войне во имя свободы; Монк ради свободы и жизни друга сел в тюрьму.

Так и не отыскав в тот раз Монка, Ника в 1954 году вернулась в Англию, чтобы на родине спокойно поразмыслить о дальнейшем своем пути. Она виделась с семьей и обсуждала с Жюлем условия развода. Ближайшие родственники давно уже поселились в разных уголках Англии: Виктор делил свое время между Кембриджем и образцовой экодеревней, которую он строил в Саффолке; Мириам рожала детей и занималась наукой; Либерти продолжала лечиться от шизофрении в частной больнице.

Ника не имела ни дома, ни работы. Да и кем она могла бы работать? В сорок один год, с пятью детьми и ее биографией едва ли она могла рассчитывать и на замужество. В английском обществе ей не представлялось, по сути дела, никаких возможностей, хотя само общество заметно изменилось («Давно пора», – комментировала Мириам). Шелковые нити, скреплявшие воедино этот пестрый космополитический мир, после Второй мировой войны порвались. Нике хватало и способностей, и желания что-то делать, но не к чему было применить свою энергию. Пока она сражалась за «Свободную Францию», училась управлять самолетом и заставляла своего коня прыгать через самые высокие препятствия, Ника еще справлялась с собой. Но в 1954 году она уперлась в пустоту. Первоначальное возбуждение от переезда в Нью-Йорк и погружения в мир джаза успело схлынуть. Позднее она признавалась, что, оказавшись в вакууме, начала попивать. Ее все время видели в клубе «Сторк» – слегка подшофе, напряженно высматривающую очередную знаменитость. Мне кажется, Монк появился в ее жизни как раз вовремя.

Узнав, что ее герой выступает в Париже, Ника села на первый же самолет. Две столь несхожие жизни вот-вот сольются воедино.

17 Черная сучка, белая сучка

Париж как нельзя лучше подходил для первого свидания Ники и Монка. Отчасти город утратил свой довоенный шик, но Париж по-прежнему оставался столицей моды и вкуса. В 1954 году Шанель вновь открыла свой модный Дом и одевала женщин в короткие пиджачки и узкие юбки. Под влиянием кино француженки коротко стриглись, носили штаны в обтяжку и серьги – крупные кольца. Многонациональная, толерантная культура. Друг Ники Кении Кларк, бибоп-барабанщик, впервые увидел Париж в 1947 году: «Там царила иная ментальность. Люди не боялись соседей, легко сходились, никто не чувствовал себя изгоем. Как негр, как музыкант, да просто как человек я почувствовал себя счастливчиком, попав туда». Здесь не бросались в глаза расово смешанные пары. Жан-Поль Сартр спросил страстно влюбленного в Джульетту Греко Майлза Дэвиса, почему он не женится на ней и не увезет ее в Нью-Йорк. «Я слишком люблю ее, а там ей житья не будет», – ответил трубач. В Америке, пояснил он, цвет кожи все еще имеет огромное значение.

Ника вылетела в Париж с новой подругой, Мэри Лу Уильямс, с которой только что познакомилась через Тедди Уилсона. Мэри Лу (урожденная Мэри Эльфрида Скраггз из Атланты, штат Джорджия) самоучкой освоила ноты и с шести лет подыгрывала сводным братьям и сестрам на вечеринках. В 1925 году – ей было всего пятнадцать – она была принята в Большой оркестр Дюка Эллингтона. «Маленькая пианисточка из Ист-Либерти» писала мелодии и аранжировку для многих прославленных музыкантов, выпустила более ста альбомов. Очень немногим женщинам удавалось заявить о себе в сугубо мужском мире джаза, – естественно, что Ника и Мэри Лу сразу же сблизились. Их дружба продлилась до конца жизни. В архиве Мэри Лу в университете Рутгерса в Нью-Джерси хранится множество писем Ники, ее рисунки и дневниковые записи. Добрая католичка Мэри Лу всегда служила своей европейской подруге не только наперсницей, но и моральной наставницей. И она охотно познакомила Нику со своим другом Телониусом Монком.