Баронесса. В поисках Ники, мятежницы из рода Ротшильдов - [35]

Дома, принадлежавшие Ротшильдам в Англии, были реквизированы для нужд армии или под приют для беженцев. В Уэддесдоне в гостевые спальни рядами составили кровати для эвакуированных детей. Принадлежавший Альфреду дом в Холтоне превратился в офицерскую столовую. Мириам посмеивалась: никогда не знаешь, кто нагрянет завтра. Один солдат оказался Кларком Гейблом («красивый», прокомментировала Мириам), за другого, Джорджа Лейна, она вышла замуж.

В 1940 году Виктор возглавил крошечный отдел в MI5 и занялся диверсиями и разминированием. Годы игры на пианино и разделывания лягушек наградили его ловкими пальцами. «Когда разбираешь зарядное устройство, – писал он, – пугаться нет времени. К тому же поглощает красота этого механизма с деталями швейцарских часов». Позднее Виктор признавался, что последний провод выдергивал, встав за стул: «Если потеряю руку или даже обе, не беда, но только не зрение». После войны он был награжден медалью Георга «за опасную работу в трудных условиях».

Мириам работала в Блетчи-Парк, в набранной Аланом Тюрингом команде дешифровалыциков. Однажды Мириам арестовали в ее уединенном домике на берегу в Уэльсе, заподозрив в ней вражеского агента: в коттедже обнаружились почтовые голуби, целый чемодан с кодами и мешок зерна. Тут же выяснилось, что голубей Мириам разводит по семейной традиции, а коды – всего лишь математические задачи, с помощью которых и она, и брат оттачивали свой ум.

Либерти после возвращения из Америки все худела, и с нервами у нее становилось все хуже, несмотря на лечение, предложенное доктором Фройденбергером. «Доктор Ф. сообщил по телефону, что с Либерти все благополучно. Она не слишком переживает по пустякам, у нее неплохое настроение», – писала сестре Розика.

Почта все еще работала, как в мирное время, письма кузенов благополучно доставлялись с континента в Англию и обратно. Судя по семейной корреспонденции, в 1940 году вновь настала дивная весна, за ней прекрасное лето, сады Эштона цвели лилиями и золотым дождем, в живых оградах гудели бабочки и стрекозы. Французские кузены останавливались в поместье по дороге в эмиграцию, в Америку. Сестре, которая так и не смогла выбраться из Венгрии, Розика писала:

«Если бы ковер-самолет перенес тебя сюда, ты бы порадовалась теплым солнечным дням, миллионам роз и огромной вкуснейшей клубнике. Овощи в изобилии, хотя часть наших садовников и призвали. Нет недостатка ни в какой еде, мы получаем вволю мяса и рыбы, получили и сахар, чтобы варить из фруктов повидло. Я купила морозильник, который производит в день 18 фунтов льда, и еще остается достаточно места для хранения продуктов».

Но остаться в Эштоне Нике не разрешили. Ее дети Патрик и Джанка играли там с моим отцом и тетей – в безопасном убежище, с бабушкой. Розика писала о них: «Детям дали тележку с пони. Коричневые, словно каштаны, бегают целый день почти без одежды».

Жюль получил известие, что немецкая армия разорила шато д'Абондан, уцелели только принадлежавшие Нике собаки. «Увы, в прошлый вторник Ника с детьми уехала в Канаду, – писала Розика. – Так распорядился Жюль: ради него, ради его спокойствия она должна увезти детей за море. Она бы предпочла оставить их со мной и быть подле Жюля, однако, я полагаю, в первую очередь нужно считаться с Жюлем, он сражается с первого дня войны. Ника выглядит прекрасно, повидалась со всеми друзьями в Лондоне, и Мириам ее проводила».

Читаю и перечитываю это письмо, недоумеваю: что ж такое происходит? Опять принимаются в расчет только пожелания Жюля. Ника против воли покидает родную страну и близких – «ради его спокойствия». Она покорно выполняет обязанности жены – прекрасно выглядеть и во всем подчиняться. Плавание через Атлантику было нелегким, судно едва ускользнуло от воздушного налета. Американская писательница Вирджиния Каулз, совершившая подобный «круиз» вместе с кузинами Ники, жаловалась, что кормили исключительно икрой и фуа-гра – не слишком-то сытно.

Нике исполнилось двадцать семь лет, но она привычно выполняла указания мужа. Едва прибыв в Америку, она получила телеграмму: Розика скончалась 30 июня от инфаркта. Оказавшись на другом берегу Атлантического океана, Ника не смогла присутствовать на похоронах матери. Тем не менее она оставила детей с друзьями в Нью-Йорке (штате, не городе) и вернулась в Англию. То не было по тем временам необычным: мою мать с сестрой, в возрасте соответственно четырех лет и двух, отправили в 1940 году в Америку к знакомым – жить до конца войны. Сейчас это может показаться бессердечным, тогда же было разумно. Одно время Ника работала волонтером, но без привычной поддержки мужа или матери, вдали от Виктора и Мириам, трудившихся на войну, отделенная тысячами миль от детей, она не находила себе места.

Нику, жену француза с подозрительно «немецкой» фамилией, вряд ли приняли бы на военную службу в британскую армию. Она могла, как многие ее родственники, задержаться в Америке, могла подыскать себе работу в Англии и утешаться мыслью, что таким образом тоже приближает победу. Но она хотела играть активную роль в этом противостоянии и вступила в армию «Свободная Франция». Это давало ей шанс сражаться бок о бок с супругом.