Барон в юбке - [55]

Нет, все-таки смена тела здорово повлияла на мою психику – я никак не могу научить себя вновь сохранять душевное равновесие. Сглотнув комок, подступивший к горлу, я объявил привал, разослав в стороны, вдоль края обрыва, тройки разведчиков в поисках безопасного спуска.

Лишь к вечеру нам удалось найти более-менее подходящий спуск вниз – высохшее русло горной речушки, тысячелетия тому выгрызшей в мягком туфе гулкое, пологое ущелье с отвесными стенами.

Заночевали уже на равнине.

Как на грех, спустились мы в самом узком месте сухого перешейка, в опасной близости от болота.

Эта ночь всем запомнится на всю жизнь: еще за светло наползающий временами с востока зловонный, душный ветерок, несущий густой смрад гниющих растительных останков и сырости, настроил нас на мрачноватый лад. С наступлением темноты, оттуда же приползли осклизлые клубы густого, липкого, молочно-непроницаемого тумана, с трудом разгоняемые отблеском костра, приобретшего кроваво-оранжевый оттенок.

… В загустевшем, словно суп, воздухе, стоит тяжелый гул зависших над нами туч мошкары, жаждущей крови глупцов, столь неосторожно посмевших посягнуть на их владения.

Гнус набивается всюду: в глаза, в нос, в раскрытый, чтобы сказать слово, рот. Густой, едкий дым, густо валящий от брошенных в костры охапок влажной травы, мало помогает. Единственное средство избавления – тщательно закутать все оголенные участки тела плотной одеждой или шкурой, и прикрыть лицо тканью.

Ужинать, понятное дело, никто не стал – кому охота хлебать варево, наполовину состоящее из нападавших в котел мошек?

(1)Гхыр (блотское ругательство) – пренебрежительное название самца болотной кикиморы.

***

Утром первые лучи солнца разогнали туман, а вместе с ним и всю ночь досаждавшие настырные облака гнуса.

Всего пару часов спустя, наши стоптанные чуни уже выбивали фонтанчики пыли в древних колеях старого караванного пути, идущего в обход гор Драконьего Хребта и называемого Фронтирским Трактом.

Несмотря на то, что все пока идет очень гладко, и уже заметно повеселевшие ребята, предвкушая первую в своей жизни встречу с цивилизацией, все громче переговариваются между собой, у меня настроение крайне премерзкое.

С самого утра не могу найти себе места. Раздражает буквально все: и непонятно с чего опостылевшие лица спутников, и кислый, не вполне лошадиный, как мне теперь почему-то кажется, запах Гхыра, и давящий все сильнее и сильнее на плечи, еще совсем недавно такой неощутимый, вес собственноручно слаженного доспеха. Благо, я уже достаточно научился владеть мимикой своего нового лица, чтобы не выказывать, как пару недель назад, на нем все вертящиеся в моей голове мысли – нечего пугать ребят беспричинно мрачной харей.

Копящееся после бессонной ночи раздражение тупо давило изнутри, требуя выхода. Я уже совсем готов был сорваться и наорать хоть на кого-нибудь за малейшую провинность, когда меня вдруг отвлек выплывший из-за резкого изгиба дороги, ободранный фургон, загородивший путь. В памяти отчего-то тут же всплыла та давешняя перевернутая повозка, в которой я, кажется, уже вечность назад, обнаружил перепуганных ребятишек…

Открывшаяся при приближении картина полностью оправдала мой утренний приказ надеть в дорогу брони.

У обочины, охраняемые парой вооруженных пиками горбоносых бородачей, ярко выраженного ‘кавказского типа’, стояли трое мужчин и две женщины, судя по одежде – крестьяне.

С выражением полнейшей безнадеги и тупой покорности на лицах, они наблюдали за разграблением своих пожитков.

Еще трое “абреков”, в таких же проклепанных медными пластинами кожаных безрукавках, как и у первых двух, деловито шерстили вываленную из воза хозяйничающими внутри подельниками, рухлядь.

Внезапное приближение нашего отряда подняло страшный переполох среди грабителей. Не зная, за что хвататься, они суетливо заметались, расхватывая свое всюду разбросанное оружие. Лишь один из них, по всей видимости, старший, сохранил присутствие духа – он оглушительно свистнул, привлекая внимание остальных. После чего, сочтя свою задачу завершенной, он, сжимая рукоять тяжелого кистеня, и, тщательно изображая на роже вальяжную ухмылку, стал поджидать времени, когда остальные горе-вояки смогут представить собой хоть какую-либо угрозу в боевом плане.

В пяти шагах от этого мужика с кистенем я остановил Гхыра. Не желая рисковать сидящими в чересседельных корзинах девочками, я, спешившись, приблизился к нему на безопасное расстояние.

Типично бандитская рожа того, ранее выжидающе-озабоченная, расползлась в довольной ухмылке. За спиной что-то неразборчиво – злобно прошипел Хлои (как оказалось в последствии, спешившись перед вооруженным противником, я невольно сделал жест подчинения и признания силы оппонента).

Что меня удивило, так это то, что все разбойники были явно не молоды: в их кучерявых бородах, тщательно подвитых и смазанных каким-то жиром, а так же в густых гривах волос, выбивающихся из-под плетеных из кожаных ремешков шапочек а-ля шлемофон, густо проступала седина.

С видом полностью владеющего ситуацией человека, бородач что-то лающе спросил по-имперски. Он явно пытался тянуть время.