Барон в юбке - [40]

Сейчас, на ранней зорьке, сидя на деревянном чурбачке перед дверями маленькой деревенской кузни, Варуш, глядя на постепенно наливающиеся розовато-оранжевым светом склоны горных вершин на западе, медленно прокручивал в голове наполненные до отказа событиями дни прошедшей недели. Из хилого зданьица, всю ночь распространявшего по окрестностям грохот молота о наковальню, теперь доносился мерзкий, вызывающий бегающие по коже спины мурашки, скрежет точильного круга.

Варуш ждал. За прошедшую ночь он многое успел обдумать, и был преисполнен мрачной решимости. Предстоящий разговор, который юноша, не в силах решиться, все откладывал и откладывал, должен был решить окончательное отношение лана Ле Грымма к своим недавним спутникам…

Тем, уже далеким, и, как сейчас кажется, абсолютно безоблачным, преисполненным надежд утром, к юному рыцарю, седлавшему Хропля, подошла леди Миора:

– Меня сильно беспокоит душевное состояние нашего спасителя, лан Варуш. Мне трудно судить, но, похоже, что по ночам его душу терзают демоны – он сегодня опять сильно стонал во сне и разговаривал на каком-то неведомом языке совершенно детским голосом, да и сейчас вот: сидит весь какой-то совсем разбитый и нахмуренно-мрачный.

Глядя на постаревшее, и, как-то осунувшееся, лицо лана Ассила, устало щурившегося в огонь костерка, на котором задорно булькал котел с незатейливым варевом, Варуш озабоченно кивнул в ответ.

Действительно, сегодняшний лан Ассил мало походил на того уверенного в себе, твердо стоящего на ногах в любых условиях, молодого человека, который умудрился провести группу детей через заколдованную чащу и одним ударом копья уложить чудовищного бьорха. У костра сидел понурый старик с глубоко очерченными на ангельски красивом лице печальными морщинами. На нахмуренный в тяжкой думе лоб сидевшего, падала тонкая, слегка вьющаяся прядь волос, выбившаяся из густой, криво подрезанной тупым ножом, чтобы не мешала в лесу, каштановой шевелюры.

Прядь была седой.

Варуш похолодел: ему вдруг живо представилось, что случится с ними всеми, если этот странный, и, не смотря на все трудности, перенесенные вместе, так и оставшийся загадочным и немного чужим, человек вдруг исчезнет. Исчезнет так же загадочно, как и появился…

…Ле Грымм, почувствовав на себе озабоченные взгляды друзей, поднял глаза в ответ. Варуш, столкнувшийся взглядом с этими широко, словно два бездонных, черных провала, распахнувшимися зрачками с мертвецки бледным ободком радужки, одновременно смотрящими куда-то вдаль и глубоко внутрь себя, вздрогнул, и, отведя взор, дрожащими руками стал затягивать подпругу, одергивая ремни и оправляя складки попоны, лишь бы не обернуться снова.

Спустя мгновение, ощутив хлопок тонкой ладони по плечу, Варуш не смог себя сдержать и еле заметно содрогнулся.

– Лан Варуш, мой друг, да что с вами?

С трудом сдерживая рвущуюся наружу дрожь в голосе, уткнув глаза в землю, он обернул к говорившему посеревшее от ирреального страха лицо:

– Я… Я… Со мной?..

Найдя в себе силы посмотреть прямо на собеседника, он облегченно выпустил воздух из легких: перед ним, посверкивая белозубой улыбкой, снова стоял старый добрый Ассил Ле Грымм, лишь в глубине зрачков посверкивали медленно тающие осколочки льдистой стали.

– Я?.. Да ничего… Вот, – Варуш судорожно рванул ремешок, от чего Хропль недовольно всхрюкнул, – подпруга запуталась…

Ассил обвел взглядом спутников, усмехнулся:

– Ну, чего стоим, словно призрак увидели? Живо разобрали ложки – варево, поди, уж давно поспело…

Когда все дружно грохотали по дну котелка ложками, выскребывая остатки на славу приготовленной дедом Удатом похлебки с кореньями и мясом, Ле Грымм, облизав ложку, отвесил поклон куховарившему старику, сердечно поблагодарив того за бесподобный завтрак, и как бы между делом бросил:

– А вам, милостивый государь, я бы посоветовал как раз сегодня надеть ваши доспехи – боюсь, они нам могут пригодиться…

Юный отпрыск рода Спыхальских поперхнулся едой и надсадно закашлялся. Дед Удат, враз посерьезнев, хлопнул парня по спине, и, не дожидаясь благодарности, обернулся к своему рурихму:

– Что должно случиться, господин?

– Не знаю, но что-то меня сильно беспокоит… Ле Грымм, жестом заправского декуриона поскребя подбородок, хотя там еще и не начинала расти щетина, задумчиво добавил:

– Очень сильно…

Позавтракав и упаковав на Хропля пожитки лесных охотников, увеличившийся отряд споро тронулся в путь. В арьергарде шагали Сивоха и Онохарко, которые, взволнованные тревожными предчувствиями своего сеньора, не снимали стрел с тетивы. Следом мягко стелился над землей, не задевая ни малейшей травинки на своем пути, их господин, довольно забавно выглядевший в грубой выделки куцем козьем жилете, надетом поверх драгоценной кружевной рубахи, в центре шли девушки и старик, а позади, как обычно, взвалив на плечо свой двухкилограммовый, устрашающе зазубренный бастард, топал, позвякивая железом, лан Варуш.

Когда солнце, изредка видимое в просветы между ветвей, уже стало клониться на вторую половину дня, к Ле Грымму подбежал довольно улыбающийся Онохарко: