Барон и рыбы - [59]

Когда Пепи поставил на умывальник кувшин с горячей водой для бритья, затопил и тихо прикрыл за собой дверь, Симон первым делом кинулся к портрету. Он рассчитывал найти потайную пружину или секретный рычаг и тщательно ощупал края рамы, плотно прижатые к беленой стене. И нечего не нашел, зато когда обеими руками взялся за нижнюю планку рамы и потянул, заскрипели шарниры, холст надулся и картина открылась, как створка окна. Симон увидел нечто вроде темного, не очень глубокого стенного шкафа, на задней стенке которого светилось несколько ярких точек. Он вскочил на комод и забрался в шкаф. Было похоже, что и с другой стороны потайной выход скрывает какая-то картина. Во всяком случае, изнанка ее была из точно такого же грубого небеленого холста, что и оборотная сторона третьего сына, и тоже в раме. Он было нажал на нее, но отпрянул, услыхав, как кто-то прошел по коридору за картиной.

***

Следующей ночью Симон прождал напрасно. Он предусмотрительно запасся тарелкой орехов и айвового печенья, дрова в печке ярко пылали, дверь заперта на задвижку, но Теано не появилась. Сюрприз, с которым он тем временем успел освоиться, снова превратился в маленькое чудо. Сначала, как всякий ловец того, что само плывет, он рассердился, потом уснул.

На следующий вечер она оказалась в постели еще до него — в его постели, и сделала вид, что спит. Разбудить ее было очень легко.

Она подтвердила, что и на другой стороне хода висит картина, тоже на петлях, а не на крюке. За картиной — коридор, а за ним — комната Теано. Симон смог все это увидеть, нанеся Теано по ее приглашению ответный визит.

Пару третьему сыну шестого герцога составляла глубоко декольтированная дама. Симон решил, что она — возлюбленная третьего сына, и попал в точку. Это позже подтвердила Саломе Сампротти. Она много раз избирала даму объектом своих специальных интересов и давно знала о ее французском происхождении и понятном в связи с ним остроумии, с которым был сооружен потайной ход. Эта барочная причуда вряд ли могла прийти в голову порядком ограниченному третьему сыну.

В комнате Теано, как и у Симона, имелось большое окно на юго-восток. Комната была гораздо больше, но беспорядочно заставлена шкафами, стеллажами, комодами и плетеными креслами, преграждавшими дорогу к огромной продавленной металлической кровати, стоявшей посреди комнаты. Чудовищный беспорядок, повсюду груды одежды и книжек в дешевых переплетах из блестящего картона. Симон замерз, поскольку в комнате было не топлено, а на улице впервые за эту осень температура опустилась ниже нуля. Теано в рваном шерстяном халате сидела за изящным письменным столиком. Она налила Симону рюмку водки. Водка здорово обожгла горло и приятно согрела желудок, но по-настоящему хорошо он почувствовал себя, только добравшись до заманчивого центра и забравшись под многочисленные пушистые пледы, поверх них Теано кинула еще и свой халат.

Лежа на животе, он слушал, как она плещется за ширмой в крохотном умывальнике, и читал при свете керосиновой лампочки названия книг, сложенных стопкой на ближайшем кресле.

Вполне сносно, подумал он, все известные авторы, хорошие подборки, кого только нет.

— Это все цирковое наследство? — осведомился он.

— Только кровать. — Классически задрапировавшись полотенцем, она появилась из-за ширмы.

— Я имел в виду книги. Ты очень красивая!

— Спасибо, Симон. — Швырнув полотенце на ближайший стул, она забралась к нему. — Слава Богу, я привезла книги. Тут же нет ничего стоящего. Если хочешь, возьми что-нибудь почитать.

— Модернисты! — Симон покачал головой. — На мой вкус, они чересчур непосредственны.

— Ты тоже довольно-таки непосредственный, — промурлыкала она и дернула его за нос.

— Думаешь, твоя тетка знает?

Она отпустила его нос и легла на живот. Немного погодя Теано сказала:

— Вот в том-то и дело.

— В чем?

— Потому я и сторонилась тебя. Думаешь, легко жить с ясновидящей теткой?

***

По поведению Саломе Сампротти ни за что было не догадаться, знает ли она о почти еженощных свиданиях. Каждую среду она приглашала барона с Симоном на чай и была с Симоном особенно загадочна и преувеличенно любезна. Когда Симон попросил разрешения порыться в ее библиотеке, где успел высмотреть несколько заманчивых толстых томов в кожаных с золотом переплетах, она охотно согласилась. Уже в первом из пыльных фолиантов, «Speculum auri»[24] неизвестного автора семнадцатого века, обнаружились удивительные параллели Киллекилликранку.

— Не дадите ли почитать? — спросил Симон.

Но Саломе Сампротти, улучшенное издание пышной Александрины — вдвое шире, на голову выше и много изысканнее экзальтированной вдовы, — только пробормотала что-то неодобрительное.

— Не дадите ли почитать? — повторил Симон.

— Нет. Это не для тех, кто только разглядывает смешные картинки да заучивает непонятные изречения. Поставьте книгу на место! Та дама ошиблась.

— Какая дама?

— Та самая, о которой вы только что подумали. Лучше молитесь!

Симон ошарашенно поглядел на нее.

— Кому?

— Кому хотите. Господу или пресвятым угодникам. Сперва, пожалуй, больше угодникам. Выберите себе святого, который не очень занят.