Бархатный путь - [13]

Слепой велосипедист

219-я школа, куда меня перевели из 215-й, находилась на Пятнадцатой линии Васильевского острова, недалеко от Большого проспекта. Другие стены, другие учителя, другие ученики... И я решил стать другим — старательным, успевающим, безупречным. А чтобы стать знаменитым в школьном масштабе, я сотворил стихотворение о школьном субботнике на строительстве фабрики-кухни, и этот опус был помещён в стенгазете. Мало того, — я, не обладая музыкальным слухом, зачем-то записался в музыкальный кружок. Там меня ожидала неприятность. Когда мне вручили домру и я, сидя рядом с прочими начинающими музыкантами, под аккомпанемент руководителя кружка, попытался исполнять какой-то мотив, руководитель вдруг обнаружил, что я держу свой музыкальный инструмент, так сказать, вниз головой. Это я из какой-то лихаческой бравады, из желания прослыть виртуозом так поступил. Руководитель воспринял это, как намеренное надругательство над искусством, приказал мне выйти за дверь и никогда не возвращаться.

В дальнейшем на меня в этой школе нареканий не было. Учился старательно, вёл себя пристойно. И о соучениках, и о педагогах остались у меня добрые воспоминания. Но о тогдашнем самом себе вспоминаю с каким-то неприязненным удивлением. Дивлюсь своей дурости.

Был в нашем классе ученик, фамилии его не помню, но имя знаю: Кирилл, Кирка. То был парень спортивного типа, учитель физкультуры всем его в пример ставил; впрочем, и по остальным предметам Кирка тот отнюдь не был отстающим. И вот однажды я узнал, что он записался на краткосрочные курсы при РОНО, где готовили инструкторов по физкультуре для малолетних детей, для летних детских площадок. И то ли я позавидовал ему, то ли вообразил, что на этом поприще ждут меня успех и слава, — только вдруг обратился к нашему преподавателю физкультуры с просьбой дать мне направление на эти курсы. Тот удивился и сказал, что нужны мне такие курсы, как слепому велосипед. Однако направление дал. Потом пришлось заполнить анкету, но в неё, кажется, даже не заглянули. Хотя по возрасту я, как и Кирка, до курсов тех чуть-чуть не дотягивал, но меня тоже приняли. Видать, недобор был, брали всех, кого попало.

На курсовые занятия я сходил два или три раза, потом бросил, надоело. Но получилось почему-то так, что после окончания учебного года, в начале лета мне дали справку об окончании курсов и направление на детскую площадку, которая находилась на Шестнадцатой линии. Эта физкультурная эпопея описана у меня в повести «Счастливый неудачник», но там речь идёт не обо мне, а о герое этой повести. Там всё веселее выглядит. А мне было несладко.

Сквозь стыд припоминаю первое занятие. На небольшой площадочке в небольшом садике ребята были уже в сборе. То были ученики-первоклассники; родители по разным причинам не могли их вывезти за город, на дачи, а потому зачислили сюда. Воспитательница, деловая женщина средних лет, представила меня этим ребятам, потом отошла в сторонку, ожидая моих действий.

 — Стройтесь! — повелительно скомандовал я и сразу увидел, что единого строя не получается: площадочка-то была очень невелика, а детей, кажется, больше тридцати. Тогда я распорядился, чтобы строились в две колонны, мальчики отдельно от девочек. И вот возникло два неровных ряда. Я стал размышлять, что же мне дальше с ними делать? Одновременно возникла мысль, что я, кажется, поступаю антипедагогично, разъединяя детей по половому признаку. Я увяз в этих раздумьях, а тем временем в обоих рядах дети загадочно переглядывались, перемигивались, хихикали. В мальчишеском ряду кто-то нахально мяукнул.

 — Раз-два, раз-два, раз-два, — начал командовать я, одновременно делая приседания и плавно разводя руками. Дети повторяли мои телодвижения, дело пошло на лад, — никакого хихиканья и мяуканья. Так продолжалось минут десять, а то и больше, часов ведь у меня не было. Надо было что-то новое предпринять, — и дети, и я уже устали. Но что делать дальше, — этого я не знал.

Выручила воспитательница. Она подошла ко мне и сказала, что теперь я могу вести своих подопечных на прогулку. Я велел им построиться в пары и повёл на Малый проспект, потом по Пятой линии на Средний, потом по Соловьёвскому переулку — на Большой, — и привёл их в Румянцевский сад. Здесь опять возникла роковая проблема: что мне с этими детьми делать? Пришлось опять приступать к приседаниям и рукомаханиям. После этого я повёл их обратно, на Шестнадцатую линию. Гулять с ними по саду я не решился: вдруг они нарушат строй, разбегутся по аллеям кто куда, а как я потом их соберу?! Ведь я и имён их ещё не знаю, и лиц их ещё не запомнил...

В доме возле детской площадки была столовая, две спальни — для девочек и мальчиков — и ещё три комнаты. После обеда воспитательница пригласила меня для беседы в одну из комнат. Там за письменным столом сидела худенькая дама — заведующая. Они стали меня расспрашивать, как мне понравилась прогулка с детьми, хорошо ли вели себя дети. Я отвечал в самом положительном смысле: прогулка прошла отлично, дети хорошие, дисциплинированные, я всем доволен. Но из дальнейших вопросов этих двух женщин я уловил, что мной-то не очень довольны, что кто-то из детей успел нажаловаться им на меня. А в конце этой беседы заведующая ласково спросила меня, не кажется ли мне трудной моя работа. Я бодро соврал, что работа — совсем не трудная, я её уже вполне освоил.