Бархатные коготки - [32]

Сшито точно по мне? Это уж совсем кошмар!

— Китти, — взмолилась я, — право слово, не могу, мне никогда к нему не приспособиться…

— Ты должна. А кроме того, — Китти потеребила жемчужину, которую я только что повесила ей на шею, и отвела глаза в сторону, — я теперь процветающая певица. И не могу позволить, чтобы моя костюмерша всю жизнь ходила в сестриных обносках. Это было бы неподобающе, так ведь?

Она произнесла это без нажима, но я тут же осознала справедливость ее слов. У меня имелись уже собственные доходы, и я потратила свое двухнедельное жалованье на ее жемчужину и цепочку, но по уитстейблской привычке не решалась тратить деньги на себя. Что она думала о моей убогой одежде? Я покраснела.

И вот я ради Китти оставила у себя подаренное платье, а через несколько дней мне представился случай впервые его надеть. Это была вечеринка, посвященная окончанию сезона, в марилебонском театре, где мы с таким удовольствием проработали уже месяц. Подготовка шла с размахом. У Китти имелось прелестное, специально сшитое платье из китайского атласа теплого розового оттенка, какой бывает в середине розы: глубокий вырез, короткий рукав. Я подержала это платье, позволив ей в него ступить, а потом помогла его застегнуть. Глядя, как она натягивает перчатки, я испытывала чуть ли не болезненное восхищение, так она была красива: розоватый цвет материи еще больше подчеркивал красноту ее губ, молочную белизну шеи, сочные коричневые тона глаз и волос. Из украшений она надела только мою жемчужину и брошь — подарок Уолтера. Они не подходили одна к другой: брошь была из янтаря. Но, подумала я, Китти могла бы надеть на шею ожерелье из бутылочных пробок и все равно выглядела бы королевой.

Занимаясь пуговицами Китти, я припозднилась с собственным туалетом и сказала, чтобы она меня не ждала. Когда Китти вышла, я натянула на себя красивое платье, ее подарок, подошла к зеркалу и неодобрительным взглядом уставилась на отражение. Наряд настолько меня преобразил, что его вполне можно было назвать маскарадным. В сумерках он казался темным, как полуночное небо, глаза по контрасту приобрели более яркий голубой оттенок, волосы обесцветились, фигура, благодаря длинной юбке и пояску, сделалась еще выше и тоньше. Я ничуть не походила на Китти в ее розовом платье, скорее уж на юнца, вырядившегося шутки ради в бальное платье своей сестры. Волосы я распустила и расчесала щеткой; времени на то, чтобы уложить их в прическу, не оставалось, поэтому я скрутила на затылке узел и воткнула в него гребень. Шиньон, подумала я, подчеркнул бы резкие линии челюсти и щек, зрительно расширил бы и без того широкие плечи. Снова поморщившись, я отвела взгляд. Тем лучше, подумала я: Китти со мной рядом будет выглядеть еще изящней.

Я спустилась вниз. Толкнув дверь гостиной, я застала там Китти со всеми остальными: ужин еще не кончился. Первой меня заметила Тутси — она, наверное, толкнула локтем своего соседа Перси, потому что он поднял глаза от тарелки, взглянул на меня и присвистнул. Повернулся Симс и застыл с не донесенной до рта вилкой, словно видел меня впервые. Миссис Денди, проследив его взгляд, раскашлялась.

— Ну и ну, Нэнси! Да из тебя выросла красивая молодая леди — и прямо у нас под носом!

Тут ко мне обернулась и Китти, и глаза ее округлились — можно было подумать, она, как Симс, не встречала меня прежде. Чьи щеки — мои или ее — запылали ярче, не знаю.

Слегка улыбнувшись сжатыми губами, она произнесла: «Очень мило» — и отвернулась, отчего я потеряла последнюю надежду на то, что платье не совсем мне не идет, и приготовилась к провалу вечеринки.

Но вечеринка совсем не провалилась; было весело, интересно, шумно и народу собралось видимо-невидимо. Чтобы всех вместить, директору пришлось пристроить к сцене помост; был нанят оркестр, игравший рилы и вальсы, столы в кулисах ломились от выпечки и желе, бочонков с пивом и чаш с пуншем, выстроившихся рядами бутылок вина.

Наши с Китти новые платья хвалили на все лады; в особенности я ловила со всех сторон улыбки, приветственные знаки и выкрики, перекрывавшие шум в зале: «Вы замечательно выглядите!» Одна женщина — ассистентка фокусника, — взяв меня за руку, повторила слова миссис Денди, сказанные час назад: «Дорогая, вы сегодня так повзрослели, вас просто не узнать!» Я была поражена. Весь вечер мы с Китти простояли рядом, но когда уже после полуночи она отошла, чтобы присоединиться к компании, собравшейся у столов с шампанским, я осталась на месте и задумалась. Я не привыкла думать о себе как о взрослой женщине, но теперь, в красивом, синем с кремовым, платье из атласа и кружев, я впервые ощутила себя женщиной и поняла, что я теперь и есть женщина: мне восемнадцать, я — быть может, навсегда — покинула родительский дом, сама зарабатываю себе на жизнь и оплачиваю собственное жилье в Лондоне. Я смотрела на себя как бы со стороны, как я запросто, словно имбирный лимонад, пью за ужином вино, как болтаю и шучу с рабочими сцены, которых раньше боялась как огня, как беру сигарету у юноши из оркестра, зажигаю и удовлетворенно затягиваюсь. Когда я начала курить? Я не могла вспомнить. Я так привыкла держать сигарету Китти, пока она переодевалась, что постепенно переняла у нее привычку курить. Кончики пальцев, четыре месяца назад постоянно красные и сморщенные от погружений в устричный бочонок, теперь были покрыты горчично-желтыми пятнами.