Бардин - [23]

Гром аплодисментов, буря оваций вновь потрясли стены Колонного зала. Затем установилась мертвая тишина. Каждый из нас стремился не проронить ни единого слова, сказанного гением человечества, создателем Коммунистической партии и Советского государства.

Приступая к докладу, Владимир Ильич вынул из кармана жилета открытые часы с черным шнурочком, который намотал на указательный палец левой руки. Часы он держал на ладони. Делая доклад, Ленин все время ходил по сцене и не забывал время от времени посматривать на часы. Говорил Владимир Ильич ровно час, как и просил, но нам казалось, что прошло 10–15 минут. Речь его дошла до сердца каждого делегата, была ясна и понятна всем…

На другой день, 8 марта, мы работали по секциям. Неожиданно в комнату, где находились донбассовцы, вошел Владимир Ильич. Он просто беседовал с нами, а затем спросил, есть ли среди нас товарищи из Петровского куста № 8. Мы назвали свои фамилии. Тогда Владимир Ильич, обращаясь ко всем присутствующим, сказал, чтобы мы, донбассовцы, брали пример с забойщика шахты «Софиевка» товарища Нилова, который побеждает наших врагов и укрепляет власть Советов своим самоотверженным трудом».

Возвратившись домой, делегаты съезда долго отчитывались перед пославшими их рабочими: все хотели услышать со всеми подробностями, как они встречались с Ильичем.

СНОВА ЗА РУБЕЖОМ

Времена «путешествий с приключениями», столь нередких в огненные годы революции, остались позади. Оформление заграничных документов и весь путь до границы не оставили каких-либо неприятных воспоминаний. 7 сентября 1923 года Бардин пересек советско-латвийскую границу. Запомнилось, что в вагоне Рига — Берлин ехала семья Шаляпина. Один из сыновей был очень похож на своего знаменитого отца. Они покидали Россию навсегда.

Итак, впереди — знакомство с европейской промышленностью. В советском торгпредстве в Берлине Бардину посоветовали осмотреть ряд машиностроительных и металлургических заводов. Большинство из них бездействовало в связи с оккупацией союзниками Рейнского промышленного района.

В германской столице свирепствовала инфляция. В течение дня курс марки менялся по нескольку раз. Утром за доллар платили миллион марок, вечером он стоил уже полтора. Все, что появлялось в продаже, немедленно раскупалось.

Через несколько дней было получено разрешение на осмотр заводов, и Иван Павлович выехал из Берлина.

Два первых завода — концерна «Май» в Баварии — не представляли особого интереса: на одном из них производились газовые машины, на другом — двигатели внутреннего сгорания и дизели большой мощности, предназначенные, в частности, для подводных лодок. Осмотр других доставил специалисту-металлургу немало фактов для сравнений, для будущего использования у себя на Родине.

На металлургическом заводе близ Дуйсбурга Иван Павлович познакомился с оригинальной механизацией загрузки доменных печей — с общим мостом, идущим ко всем колошникам четырех печей, и вертикальными подъемниками, подающими материалы на любую из печей. Особенностью завода «Пфениг» были водотрубные котлы, работающие на отходящих газах мартеновских печей. В то время в России как раз шла дискуссия о необходимости использования тепла отходящих газов мартеновских печей для производства пара. Многие были против, ссылаясь на американский опыт.

С большим интересом знакомился И. П. Бардин с заводами немецкого пушечного короля Круппа. В Эссене ему прежде всего показали музей фирмы, в котором без «ложной скромности» демонстрировались те орудия убийства, которые производились концерном.

На одном из заводов Круппа Бардин как специалист по достоинству оценил планировку производственного процесса. У берега реки находились краны, позволявшие прямо с барж выгружать руду на рудный двор. Загрузка всех одиннадцати доменных печей очень удобна. Доменный цех связан с мартеновским цехом, отвалами, коксовым и томасовским цехами, а последние с прокаткой.

Побывал Иван Павлович и в угольной шахте. Она принадлежала фирме «Якоби». Вот где сравнение оказалось далеко не в пользу России! «После наших енакиевских шахт, грязных, затопленных водой, захламленных, полностью не электрифицированных, не имеющих никаких хороших поверхностных сооружений и приличного подземного транспорта — повсюду работали на лошадях, по грязным мокрым путям, — шахта произвела на меня потрясающее впечатление. Ослепительно белые рудничные дворы, чистые пути, механизация выработок, прекрасная сортировка угля на поверхности, бункера для погрузки в вагоны, канатные дороги для передачи коксового угля к коксовым печам — все это было далека от того, что имелось у нас. Сильные водоотливные средства и большой запас их, хорошая вентиляция, большие турбокомпрессоры на поверхности, электрифицированные подъемные машины — для нас в то время были мечтой».

Но отметил советский металлург и другое: далеко не во всем германская металлургия шла впереди. Вот что записал он о заводе в Обергаузене: «Своей сложностью и громоздкостью завод олицетворял устарелый немецкий дух. Даже такие приемы работ, которые практиковались на некоторых заводах у нас в России еще до революции, как-то: забивка летки пушкой, охлаждение горна, подача на колошник материалов скипами, полное отсутствие людей на колошнике — у немцев не применялись. Единственно, что можно было поставить им в заслугу, это прекрасно организованное теплотехническое хозяйство завода».